Мужчины (январь 2009)

Хороший сын, если и не мертвый, то, по крайней мере, - блудный сын. Папа об ушедшем вспоминает, да и блудному сыну отец издалека, из одиночества и бездомности, из-за кормушки, что приходится делить со свиньями, тоже кажется хорошим. Притча о блудном сыне - один из самых главных мировых сюжетов, трактующих взаимоотношения родителя и отпрыска с некоторой долей нежности и мягкости. Великая картина Рембрандта - третий пример в европейском искусстве тактильной близости отца и сына. Впрочем, она-то и доказывает со всей очевидностью, чего эта нежность должна стоить. Отец слеп, а сын - бритый оборванец, вот и обнялись от безысходности. Неужели только в этом случае можно заключить сына в объятия?

Мать наделяет ребенка телом, физически вынашивая его, и поэтому, будучи неразрывно связана с ребенком, мать гораздо ближе сыну. Только ее тело способно сотворить невероятное чудо - породить другое тело. Несмотря на все уроки ботаники и биологии, несмотря на то, что с детства современный человек все знает о пестиках и тычинках, сперматозоидах и яйцеклетках, понять разумом, как и почему в чужом чреве формируется наше тело, наша судьба со всеми индивидуальными достоинствами и недостатками, пороками и добродетелями, счастьями и страданиями, невозможно. Чудо зачатия, внутриутробной жизни и рождения как было тайной, так и осталось. Тайна эта заключена в теле женщины и, будучи залогом бессмертия человечества, лишь женское тело является телом полноценным, всемогущим и всеобъемлющим. Мужчина же лишь обрубок, фрагмент, придаток к фаллосу. Имеет ли вообще отец отношение к своему дитяте?

Отец, однако, «вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою». Тело - дар ребенку от матери, и оно же - его фатум. Тело бренно, и желание избавиться от диктата тела, обрести свободу от установленных нам, помимо нашей воли, границ всегда обуревало человека. Но столь же постоянное желание бежать от тела сопровождалось тоской по телу вечному, нетленному, идеальному, означающему победу над временем и судьбой. Имеет ли отец какое-либо, помимо весьма условного права собственности «я тебя породил, я тебя и убью», право на тело сына своего?

Конечно, знание отца своего необходимо человечеству, как дереву корни. Без отца мы повисаем в вечности, превращаясь в нищих безродных сирот, бастардов природы. Каждый из нас произошел от кого-то конкретно, если даже и не от отца, то, по крайней мере, от донора, и отец должен быть у каждого. Но неужели обретение отца должно быть оплачено такой ценой? Неужели больше никак не может осуществиться связь прошлого и будущего, как только через раскаяния и мытарства? Разве иначе, как только в смерти, горе, бессилии и немощи, не могут никак слиться отец и сын, так как прошлое, где сына нет, воплощенное в отце, противоречит будущему, где отца не будет? Они непримиримы?

Из той же Библии мы знаем о счастливом существовании Лота и его дочерей, вообразивших, что они остались одни на земле, и тут же придумавших выход из создавшегося положения, чтобы «восставить от отца нашего племя». Сын с отцом в подобном положении обречены на бесплодие и гибель. Оставаться вместе одним им безнадежно и бесполезно. Поэтому голые мужчины и втыкают в голых младенцев свои мечи, кинжалы и шпаги.

Евгения Долгинова

Невидимые храмы

Тоска по отцу

I.

После лекции объявили упражнения. Беременные и мужья встали на четвереньки и пошли паровозиком под речевку, под дрессировщицкий голос лекторши - знатного специалиста по духовным родам. Со стен смотрели ландшафты околоплодных вод и макеты женских трубопроводов, на стенде горела алая, как иссык-кульский мак, гуттаперчевая матка. Пингвиний поезд хлопал в ладоши, сливался в орлятский круг, похахатывал, что-то скандировал; вот расставили ноги и по образовавшейся анфиладе пустили пластикового младенца, почему-то негритянского. Один из будущих отцов выбрался за ковер завязать шнурок, и я увидела - точнее, подсмотрела - его лицо.

Стыд, смущение и растерянность были на нем.

Участвовать во всем этом человеку было несколько совестно.

Его неловкость выглядела как-то очень свежо на фоне общего перинатального ликования.

Очень человечно.

И очень обреченно.

Но длилась она недолго, - набрав воздуху, как перед прыжком в воду, он снял человеческое, надел счастливое и вошел в круг. Они с женой тихо пожали друг другу руки. Им предстоял большой совместный проект современного «ответственного родительства».

II.