Мужчины своих женщин

Эта концовка говорит о многом. Да, дверь в храм, на куполе ко­торого водружен крест, и поныне открыта для каждого, а выстра­данные за два тысячелетия христианства идеи вознесены высоко над нами — они и впрямь плывут через облака. Терпя и преодоле­вая неуверенность и страдание нашего ежедневного бытия, мы ищем помощи и надежды — а они рядом с нами. Для того, чтобы вновь и вновь находить в себе силы нести вперед крест своей зем­ной судьбы, нужно просто почаще освобождать свой взгляд от пут обыденной жизни и поднимать глаза к небу.

Евгений ЧЕКАНОВ,

член Союза писателей России

ПРОРЫВ

Рассказ из тех времен, когда еще не было мобильных телефонов

Затянувшаяся осень медленно превращалась в зи­му. По утрам у него даже в постели, под теплым ватным одеялом мерзли ноги. Кровь — медленная, стариков­ская — не грела ничуть. Странно, у двадцатилетнего парня...

Поэтому он и не любил зиму. Вообще холод. А уже временами шел, валился с неба противный мокрый снег.

Прогноз на ближайшие дни передавали неутеши­тельный. «Дальнейшее понижение температуры, осад­ки, порывистый северный ветер.» Каждое утро, уходя на работу чуть свет, он слышал по радио одни и те же чеканные, убийственные формулировки. Становилось все темнее и холоднее. Становилось невыносимо.

Приближалась депрессия, и он не мог ничего поде­лать с этим.

В прошлом году, в предзимье, он едва не решился на радикальные меры против тоски. До сих пор в его мозгу с фотографической точностью мерцало увиденное тогда: тридцать таблеток снотворного, лежащих на дне боль­шой пивной кружки... В каком-то старом фильме о граж­данской войне люди вместо сахара клали в чай таблетки сахарина. То, что происходило с ним в прошлом году, бы­ло очень похоже на все это и внешне, и по настроению: та же безысходность, отчаяние, холод... Однако выпить ад­скую смесь тогда он не смог — таблетки не растворились, а глотать их с детства не научился, всегда разжевывал. Ладно еще одну-две, но не тридцать же!

И вот затменье надвигалось вновь.

Нет, не сейчас. Не сегодня. Позже. Пока еще терпе­ние есть. Еще можно успеть прочитать хорошие книги, которых теперь так много.

Книги держали его. Они заменяли ему все — жен­щин, друзей, наркотики. Он не умел писать книги, но очень хорошо умел их читать.

Впрочем, у него никогда и не было ни нормальных женщин, ни друзей, ни наркотиков. Почему? Он не знал. Может быть, именно поэтому с наступлением зи­мы чувство безысходности в нем усиливалось, подтал­кивая к необратимым действиям?

До сих пор он держался, но слишком многое зависе­ло от погоды. А та портилась.

Лучше всего бывало, конечно, летом. Летом можно идти куда хочешь, не думая об одежде и еде. Можно плавать в реке, жечь костры по ночам, бесконечно смотреть на звезды. Сдувать с плеч легкий тополиный пух. Мечтать о том, что когда-нибудь шутливо сдуешь пушинку с чьего-то хрупкого плеча рядом...

Нет, о лете больно вспоминать. И не нужно. Сейчас глубочайшая осень.

События замкнулись в кольцо. Он чувствовал, как в мозгу воздвигаются мягкие, но упругие преграды для мыслей; не помнил даже, когда в последний раз делал запись в дневнике. Вокруг не происходило ничего дос­тойного. Совсем ничего. Он ясно понимал безнадеж­ность своего положения.

В один из совсем черных дней он поехал в центр го­рода за книгами, надеясь на них, как на последнее средство спасения.

Погода была никудышная. Термометр показывал минус два, и хотя с утра еще светило солнце, но именно сейчас все небо обложило ватными облаками, вдоль улиц засвистел пронизывающий ветер, перемешанный с ледяной крупой... Что делать, он все равно поехал. Ху­же не будет.

Его город имел древнюю историю. Пропитан был ис­торией насквозь. На каждом квадратном метре город­ских площадей когда-то происходили события, опреде­лявшие судьбу всей страны. Новые кварталы, конечно, портили прежний облик города, но центр и крепость сохранили свое очарование. Он любил там иногда бро­дить. Летом. А сейчас была поздняя осень, и город стал почти неузнаваем. Словно хмурый, неприветливый чу­вак, который в ответ на «здравствуй» посылает подаль­ше. Он готов был сказать своему городу «фэ». А может, город и сам не любил зиму, и у него тоже портилось от этого настроение? — хотя за тысячу лет своего сущест­вования он, скорее всего, привык к тому, что снег здесь лежит по полгода.

На трамвае доехал до кольца, прошел мимо почтам­та, закрытого на обед, потом вдоль мрачноватых ста- линско-ампирных банковских фасадов, потом мимо рынка, где возле холодильников героически замерзали продавцы мороженого, и наконец достиг магазина. Глаза слезились от встречного хлесткого ветра. Он чувствовал, как дубеет кожа на лице.

Взглянул на свое отражение в стеклянной двери. Ужас! Нос покраснел, как у старого алкаша, лицо при­обрело серо-сизый оттенок. Вот что делает с ним холод. И это тоже было одной из причин, по которым...