— Да, мне мама позвонила, сейчас я чуть выдохну с дороги и поедем. Я бы хотел принять душ, чуть освежиться.
Было уже девять часов вечера, когда мы подъехали к больнице. На посту охраны нас пропустили, мы поднялись на пятый этаж, в коридорах уже было тихо. Папа зашел в ординаторскую, а я остался в коридоре его ждать. Свет был приглушенный, ярким он был только в том месте коридора, где находился пункт дежурной медсестры. Я увидел, как из-за стола этого пункта вышла девочка и направилась прямиком ко мне. Она подошла, посмотрела на меня, потом села рядом на стул и сказала:
— Меня Светлана зовут, а тебя как?
— Меня Леонид, — сам не знаю, почему я представился полным именем, наверное, потому что она задала такой тон беседы.
— Вы к моему папе приехали? Он сегодня один дежурит на этаже.
— А кто твой папа?
— Моего папу зовут Гриша, но все его называют Григорий Васильевич, он кардиохирург, — с гордостью, с паузой и расстановкой ответила девочка.
— Ну, тогда — да, мы приехали к твоему папе.
— А кто заболел?
— Мой дедушка, он сейчас находится в реанимации.
— А ты видел его?
— Нет, я не видел его с самого утра, а в реанимацию к нему не пустили.
— А хочешь, я тебя туда проведу? Я тут все знаю. Мне часто приходится оставаться с папой здесь ночевать, эта больница, как мой второй дом.
Ее слова одновременно взбудоражили во мне разные чувства — это и чувство страха от того, что она предлагает сделать то, что запрещено, и чувство надежды, что мне удастся повидаться с дедушкой и извиниться перед ним.
— Ээээ, я даже не знаю, а можно? — уточнил я.
— Дурачок, ну, конечно, нельзя, — смеясь ответила она. — Но, как говорит моя мама, когда садится на очередную диету, «если очень хочется, то можно».
Я взглянул на Светлану, пытаясь понять, что она за человек. Вроде бы обычная девчонка, примерно моего возраста, но очень худая, волосы светлые, заплетенные в тонкую косичку, из которой уже поистрепавшись выбивались отдельные пряди, на ней было красное платье с карманами, а на ногах белые кроксы с божьими коровками.
— Ну, так мы идем? Или боишься? — опустив голову, спросила она исподлобья.
Вот зараза! Провоцирует меня! Но мне очень хотелось взглянуть на дедушку.
— Пошли! — ответил я.
Она тут же схватила меня за руку и потащила в конец коридора к дверям, на которых висела металлическая табличка со словами «Реанимация», а сверху над дверьми красным светом горела другая надпись «Не входить», что явно не доставляло мне уверенности в верности моего поступка.
— Смотри, у нас мало времени, медсестра пошла раздавать таблетки по палатам, скоро она вернется. Я буду караулить здесь, как только я тебя позову, ты тут же должен выйти из отделения реанимации, все понял? — отточено произнесла Света. Было чувство, что она эту инструкцию раздает каждый день.
— Я понял, — ответил я.
— Как зайдешь, через стекла смотри в каком боксе дедушка, потом зайди к нему, времени не теряй, не зевай по сторонам, а то будешь там расхаживать, как в музее.
— Я все понял.
— Ну, тогда давай, иди!
Она открыла тяжелую железную дверь, впустила меня, а сама осталась в коридоре. Я зашел в двери и, не теряя времени, направился прямо по коридору, заглядывая через окна в боксы и высматривая дедушку. Вот он! Бокс открывался раздвижным механизмом, я вошел к нему. Он лежал на широкой кушетке, спал. Выглядел он совсем не плохо, я бы даже не сказал, что что-то не так с его сердцем, словно он просто решил отдохнуть, но почему-то в этот раз не в своей родной кровати, а на больничной койке. Я погладил его по руке, надеясь, что он проснется. Тут он шевельнулся, чуть задвигал плечами, повернул голову и открыл глаза прямо навстречу моему взгляду.
— Лёня? — тихо произнес он вопросительным тоном.
— Дедушка, дедушка, прости меня, пожалуйста, прости меня! — у меня внутри снова накатили слезы, но я был не один, и я сглотнул нарастающий в горле ком, чтобы у меня была возможность хоть что-то еще сказать.
— Лёня, так поздно, а ты в больнице, что ты здесь делаешь? Не ночуй в доме один, обратись пока за помощью к Раисе Николаевне, она поможет, а я скоро буду дома.
— Дедушка, не волнуйся, папа приехал, мы здесь с папой. Прости меня, пожалуйста, я не должен был говорить те ужасные слова, мы могли бы с тобой найти другой выход, прости меня.
— Лёня, не знаю, что делать с хозяйством, пока меня не отпустят. Надо что-то придумать.
Я понимал, что дедушка переживает прежде всего не за себя, не из-за нашей ссоры, а из-за домашнего хозяйства, что осталось без его рук и без его внимания.
— Дедушка, я обещаю, что пока ты не вернешься домой, буду заботиться о всех животных.
— Ох, Лёнька, не говори глупостей, ты даже не представляешь, что это за работа.
Тут я услышал голос Светланы, которая звала меня:
— Леонид, давай скорее! Скорее! А то нам будет крышка!
— Я обещаю, дед, — сказал я, поцеловал его в щеку и вышел из бокса.