Он видел лицо женщины – но не той, что умерла год назад и черты которой были отягощены старостью и разрушены недугом (от болезни волосы ее истончились и побелели как снег, а тело усохло и стало похожим на птичье, особенно в самые последние месяцы). Нет, он смотрел на лицо той,
Он был поистине ошеломлен ее красотой. Он любил ее всегда, всегда считал красивой, даже в страшные предсмертные часы, но фотографии и воспоминания не шли ни в какое сравнение с девушкой, которая впервые очаровала его и которой он отдал свое сердце и душу. Ни к кому из женщин он никогда не испытывал такой страсти – ни до, ни после.
Она сделала шаг в его сторону.
Он вновь произнес ее имя, но опять без ответа. Когда она подошла к ванной, он посторонился и, сделав пируэт, разминулся с ней, пропустив ее внутрь, а сам оставшись снаружи. В следующую секунду дверь перед его носом захлопнулась, и он услышал шорох снимаемой одежды. Несмотря на замешательство, он принялся что-то невнятно напевать – так он обычно поступал в минуты смятения или отвлеченности. Пока он спал, мир, похоже, опять трансформировался, и теперь он едва ли сознавал в нем свое место.
Раздался глухой шум унитаза, а затем дверь распахнулась и на пороге появилась она, мурлыча тот же самый мотивчик. Ну и ну.
Она меня не видит, но может ли она меня слышать? – подумал он. Она не откликнулась на звук своего имени, однако стала петь одновременно с ним. Но, вероятно, это совпадение. В конце концов, они оба любили эту песенку, поэтому нет ничего удивительного в том, что, находясь в уютном уединении, она может тихонько ее напевать.
Но он никогда не видел ее в одиночестве. Иногда, разумеется, она ненадолго забывала о его присутствии, и тогда он мог наблюдать, как она раскрепощенно движется, преодолевая будничные ритмы своего дня, но такие моменты быстро заканчивались, а волшебство развеивалось, стоило ей заметить его персону. Да и он сам порой отвлекался и сосредотачивался на всяких псевдоважных делах. Сейчас трудно вспомнить, чем он тогда вообще занимался. Ради нее он бы с легкостью пожертвовал десятком подобных дел – нет, сотней, тысячей! – ради астрономической минуты, проведенной с ней. Так уж, видно, устроен человеческий ум. Он делает нас мудрее, но, увы, лишь задним числом. С настоящим это никак не соотносится.
Однако теперь он созерцал свою жену и видел ее такой, какой она была в прошлом. И, несмотря на то, что ее уже не существовало, она неким непостижимым образом возникла в номере отеля. Он просчитывал различные варианты: скажем, сон при пробуждении или же галлюцинация, навеянная утомленностью от путешествия.
Когда она проходила мимо, он уловил ее запах. Он слышал звук ее голоса.
Ее ноги оставляли на ковре следы, которые исчезали спустя долю секунды – после того, как распрямлялись ворсинки.
Я хочу к тебе прикоснуться, подумал он, хочу ощутить твою кожу на моей.
Она открыла чемодан и начала раскладывать одежду, блузки и платья вешая на плечики, а белье определяя в ящик слева, как всегда делала дома. Он замер как вкопанный. Казалось, он слышал ее сердцебиение. Он затаил дыхание и глухо произнес ее имя, и на мгновение ему почудилось, что она сбилась с мотивчика песни, спутав слова. Он прошептал имя жены еще раз, и она, умолкнув, обернулась и растерянно посмотрела сквозь него.
Он протянул руку и нежно коснулся ее теплого плеча. В комнате действительно находилась она – целая и невредимая. И живая. Она чутко вздрогнула и приложила к месту прикосновения свои пальцы, будто ее побеспокоило щекотание паутинки.
Его пронзило несколько чувств. Говорить я больше не буду, решил он, не буду и прикасаться к ней. Не могу видеть ее рассеянный взгляд. Но я хочу ею любоваться – ведь я так редко смотрел на нее при жизни. Мне хочется войти в ее реальность и одновременно держаться в сторонке. Что бы это ни было, пусть оно не заканчивается.
Вторая мысль заключалась в следующем. Если она так реальна, то кто же в таком случае
Я превратился в невидимку. Сначала я счел ее за призрака, но, по-моему, по сравнению с ней я еще бесплотнее. Но я чувствую стук своего сердца, ощущаю влажный призвук слюны у себя во рту и воспринимаю свою боль.
Третья мысль прочертила его сознание как молния. Почему она одна?
Праздновать свои годовщины и юбилеи они всегда приезжали вместе. Это было