Музыка ночи

Рахиль освобождается от своего обета перед Лазарем и выходит замуж за другого. Из оливковой рощицы Лазарь смотрит, как невеста с женихом прибывают на свадебный пир. Он смотрит на Рахиль и вспоминает ту ночь, когда она к нему пришла. Он пытается понять, как ему следует себя сейчас чувствовать, – и притворно изображает ревность, горе, похоть и утрату – пантомиму чувств, свидетелями которой становятся лишь птицы да букашки. Наконец Лазарь усаживается на пыльную землю и утыкается лицом себе в ладони.

Затем он начинает медленно раскачиваться.

XI

Назорей победно возвращается в Вифанию – в селение близ Елеонской горы. Люди надеются, что Он даст им ответы, поведает, каким образом совершил чудо с Лазарем и готов ли сотворить нечто подобное снова. И пусть Он скажет, Кто Он такой (ведь Он заявил, что горе Марфы и Марии оказалось более велико, чем чье-либо еще!). Женщина, у которой умер младенец, несет на руках трупик, запеленутый в белую ткань со следами крови, слез и грязи. Она протягивает тельце ребенка Назорею и молит Его воскресить младенчика, но вокруг слишком много надрывно кричащих ртов, и ее голос тонет в общей колготне. Она отворачивается и начинает приготовление к тому, чтобы предать своего ребенка земле.

Назорей отправляется в дом Марфы с Марией и вечеряет с ними. Мария умащает Его стопы миром, отирая их своими волосами, а Лазарь бессловесно взирает. Прежде чем Назорей уходит, Лазарь испрашивает минуту, чтобы поговорить с Ним наедине.

– Зачем ты возвратил меня? – вопрошает он.

– Ибо ты был возлюблен сестрами своими и Мною.

– Я не хочу здесь быть, – признается Лазарь, но уже шумят у дверей Назореевы ученики, они оттаскивают Лазаря от Назорея, опасаясь, что в толпе могут находиться враги.

И вот Назорея уже нет, а Лазарь остается один.

ХII

Лазарь стоит у окна, слыша, как Рахиль со своим мужем предаются любовной утехе. Лазаря обнюхивает приблудная собачонка, которая начинает лизать его изуродованную ладонь. Она покусывает изорванную плоть, а он лишь смотрит отсутствующим взглядом.

Взор Лазаря устремлен в ночное небо. В темно-зеленом сумраке небосвода ему видится дверь, а за ней – все то, что им потеряно. Здешний мир – лишь неказистая копия того, что было когда-то и пребудет вовеки.

Он возвращается в дом. Сестры с ним не разговаривают. Молча сверлят его холодным взором. Они ждали возвращения любимого брата, но то, что они в нем любили, умерло в гробнице. Они хотели отборного вина, а получили пустой сосуд.

XIII

Жрецы являются за Лазарем под покровом ночи. Шум стоит такой, что и мертвый проснется (не будь он уже и без того бодрствующим). Сестры не реагируют на вторжение.

На сей раз его ведут не на совет, а со связанными за спиной руками увозят в пустыню, еще и заткнув рот тряпкой. Наконец, они добираются до той самой гробницы, куда некогда было уложено его тело. Лазаря помещают на каменное ложе. Кляп вынимают изо рта Лазаря, после чего к нему размеренным степенным шагом приближается Каиафа.

– Только скажи мне – и все будет хорошо, – взмахом отогнав всех, шепчет ему на ухо верховный жрец.

Но Лазарь молчит, и Каиафа разочарованно отходит.

– Это исчадие, – указывая на поверженного, изрекает Каиафа. – Неупокоенный мертвец. Ему не место среди нас.

На Лазаря набрасывают покровы и стягивают путами, оставляя открытым лицо. Вперед выступает жрец. В его руке – серый камень. Он возносит его над головой.

Лазарь закрывает глаза. Камень падает.

И Лазарь вспоминает.

Поимка Холмса

(казус в истории Кэкстонской библиотеки)

В исторической ретроспективе жизнь «Частной библиотеки и книгохранилища Кэкстона» не всегда протекала гладко, как, в принципе, и подобает заведению с поистине безграничным пространством, населенным персонажами в основном вымышленными, которые, однако, сумели проникнуть в нашу физическую реальность.

Например, смерть Чарльза Диккенса в июне тысяча восемьсот семидесятого года вызвала единый вброс персонажей, доселе не виданный в тихой гавани Кэкстона. Хотя оговоримся, что мистер Торранс (библиотекарем тогда служил он) имел представление о грядущем наплыве, поскольку за пару дней до этого события получил изрядное количество первоизданий Диккенса, причем каждое – в аккуратной, перевязанной бечевкой вощеной обертке и традиционно без обратного адреса.

Никто из библиотекарей, как ни старался, так и не мог разгадать, каким образом снаряжаются для присылки книги. Старик Джордж Скотт – предшественник мистера Торранса – пришел к умозаключению, что экземпляры сами заворачиваются в вощеную бумагу, препоясываются и отсылаются почтой. (Надо иметь в виду, что Скотт к тому времени был не вполне дружен с головой: он попивал и безнадежно погряз в круговых беседах с дядюшкой Тоби из «Тристрама Шенди»[70], что уже само по себе чревато последствиями.