MW-14-15-16

И то же самое содержание, идеология клетки, что пробуждает мое отвращение настолько сильно, что я приказал бы сечь родителей, водящих своих детей в зоопарк, видно в картине третьей. Это кисть Винсента ван Гога (1853-1890), а картина родилась в последний год его жизни. Выдержанный в красно-синих тонах "Круг осужденных" (Музей Изобразительных Искусств им. А. Пушкина в Москве). Галерные каторжники все ходят и ходят по кругу по тюремному двору с настолько высокими стенами, что кадр картины не достигает верха. Может показаться, что это банка с оглупевшими рыбами, а для рыб, замкнутых в банке, банка эта - целая вселенная. В банке совершенно не нужны цепи, ибо рыбам не помог бы и гениальный ум, который, впрочем, как и эти, механично кружащие заключенные, кружит по свету уже столько лет, что совершенно обезумел, в связи с чем Конрад Лоренц время от времени может повторять: "...принимая во внимание невероятную общественную глупость людского рода..." Эта мысль не была чуждой уже древности. На кирпичике, обнаруженном археологами в развалинах древнего Вавилона, было выбито лишь одно только предложение: "Если хорошенько оглядеться по сторонам, то люди, все вместе, очень глупы". Все так, единственно лишь умные знают, что они глупы, но даже их мать - та же самая надежда. (Бертран Рассел: "Я жил, гоняясь за миражом, желая в представлении своем увидать общество, в котором индивидуумы будут расти свободными, а ненависть, жажда наживы и зависть исчезнут, поскольку не будет ничего, откуда могли бы они вырастать. Все это то, во что я верю, и мир со своими ужасами не лишил меня этой веры".) У этих топчущихся, нарисованных Ван Гогом, тоже имеется надежда на чудо, что вновь они получат свободу и права, хотя на самом деле имеют лишь право на смерть и позор.

Четвертая картина - это доказательство гениальности Сальвадора Дали, что родился в 1904 году, чтобы сделаться фараоном сюрреалистов. Это "Тайная Вечеря" 1955 года, украшающая Национальную Галерею Искусств в Вашингтоне. Я не знаю "Тайной Вечери" более лучшей, более трогательной, хотя мне и известны более десятка самых знаменитых. Все остальные, с Леонардовской включительно, излишне перегружены описаниями и буквально тривиальны по сравнению с этой сценой, в которой Христос со своими учениками молчат как зачарованные. Стол, накрытый длинной скатертью, положенной только-только, потому что еще не разгладились складки. Идеальная симметрия: по шесть апостолов с каждой стороны, и на центральной оси Учитель. Один только он, прекрасный молодой мужчина с длинными белокурыми волосами, поднял свои ясные глаза, все же они, монахи, закрытые капюшонами, стоят на коленях, склонив головы. Только перед ним, на незапятнанной скатерти - стакан вина, красного, будто кровь, и наполовину переломанная буханка хлеба, которого достанет на всех. За столом - море, окруженное массивами гор. Из вод залива всплывает тело Спасителя. Кажется, будто он - физически - сравним с апостолами, но рядом с ним стоят на якоре суда, позволяющие нам заметить, насколько он огромен. Над ним гигантские руки, пытающиеся охватить мир, и все это взято в рамы... чего? Окна космического корабля, батискафа, суперсовременной виллы. Или же мы находимся в капле шлифованного хрусталя или же какой-то иной бриллиантоподобной форме? Давление тишины и тайны (Достоевский: "Тайна чем глубже, тем ближе она к Богу"), все побеждающая, лучащаяся божественность, превращающая картину в шедевр и тем самым насмехающаяся над критиками, называющими

Дали мелким обманщиком и паяцем за его постоянные подрыв авторитетов и эксгибиционизм. Глядя на эту картину, хочется опуститься на колени с учениками и молиться так красиво и по-современному, насколько прекрасен и современен этот холст, словами молитвы, что сама по себе является травестацией "Отче Наш" и приписывается нортумбрийскому монаху VII века, но родившейся, скорее всего, в позднем периоде староанглийской поэзии (XI век):

"Отче святой, живущий в небеси -

Хвала тебе! И пусть святится

Нам имя Божье за все, что есть у нас -

детей людских. Спаситель ты,

Владычество твое обширно, сильна воля.

Так встань же на земле и под небесным сводом.

И дай сегодня же добра нам, хлеба дай,

Людей всех опекун, что всем распределяешь.

И не позволь нас сечь всем искушеньям,

Но дай свободу нам от каждого зла вида,

С сегодня и веков во веки."

Так разве не поэты, вместо священников должны писать молитвы?