Мы дрались на истребителях

– Когда задачу получаешь, тут ничего, а когда подходишь к самолету, делаешь его обход, тут уже вообще ни о чем не думаешь, кроме полета. Садишься в самолет, проверяешь управление, делаешь визуальный осмотр. Надо вырулить, ни на кого не налететь, никого не зарубить. Вырулил, а тут взлет, а это сложное дело. Я, когда в школу поступил, спрашиваю: «Что самое тяжелое – высший пилотаж?» А мне говорят: «Нет, самое сложное – посадка, а за ней взлет». Так вот, когда взлетаешь, тут вообще некогда думать. У меня лично страх иногда возникал в определенные моменты полета или после него. Я об этом еще расскажу.

Надо сказать, что, хотя почти все летчики получили новые самолеты, мне достался подержанный. Но черт его знает, я подумал: кому-то надо на нем летать. Однако он вскоре вышел из строя. Однажды мы, прикрывая свои войска, получили по радио новую задачу: пересечь линию фронта и произвести разведку в тылу у немцев. Мы пересекли линию фронта и углубились на немецкую территорию. Когда даешь газ, перед взлетом, на полную мощь мотора, раздается дикий рев, который давит на уши. Но через некоторое время уши адаптируются к звуку, и ты его уже не ощущаешь, как будто его нет. И так весь полет. Но вот мотор остановился, и наступившая тишина бьет по ушам, и вроде чувствуешь физический удар. Мы углубились в тыл немцев, и вдруг привычный уже звук мотора оборвался – как тогда говорили, «мотор обрезал». Тут же инстинктивно отдал ручку управления от себя, чтобы поддержать падающую скорость, ищу приемлемую площадку для посадки, не думая, что на земле немцы. И вдруг – ух! Мотор снова заработал. Через некоторое время ситуация повторилась – только на планировании мотор начинал снова работать.

Когда вернулись на свой аэродром, доложил технику своей эскадрильи о поведении мотора в воздухе. Летчик звена, не доверяя механику, сел в кабину и пустил мотор. Тот работал ровно, без перебоев. Выключив мотор, техник вылез из кабины, и все стали смотреть на меня подозрительно. Уж не трус ли я? Но в следующем полете все повторилось. Я напрочь отказался летать на этом самолете. Тогда один из старых механиков нашей эскадрильи сел в кабину, приказал под колеса шасси подложить колодки (не надеясь на тормоза), посадить на стабилизатор, расположенный на хвосте самолета, двух мотористов, чтобы на максимальном газу хвост не поднялся, и начал гонять мотор на полной мощности продолжительное время. И вот мотор остановился, а потом снова заработал. Вот тут я вздохнул с облегчением. Отогнал его в ПАРМ и после смены мотора вернулся в полк. Вроде окончилось все благополучно, но понервничать пришлось изрядно и на земле и в воздухе.

– На каких самолетах летали?

– Як-9, Як-9Д, Як-9ДТ. Под конец войны нам дали Як-9У. Наш полк входил во Второй гвардейский авиационный корпус – один из корпусов резерва Главного командования. Их бросали туда, где ожидается наступление, с задачей расчищать небо. Редко когда ходили на разведку или штурмовку. Сопровождением бомбардировщиков и штурмовиков мы не занимались. Да, Як-9Д делался для дальнего сопровождения бомбардировщиков. На нем мы могли летать около 4 часов на крейсерской и около 2 – на максимальной скорости. Мы прилетали на линию фронта и просто утюжили все это время воздух, ожидая нападения. В основном летали по «горизонтали», только один раз, помню, делали «качели» – наберем 4500 (выше нельзя было, потому что кислорода у нас не было), а потом вниз, вверх – вниз. Вообще эти вылеты даже без воздушного боя простыми назвать нельзя. Бывало, прилетишь, в рот ничего не лезет, есть не хочется. Видимо, нервное напряжение сказывается. Только вечером по 100 граммов, и обед и ужин, все вместе.

Иногда давали команду с земли пересечь линию фронта, проверить там какую-то дорогу, чего там есть. В одном таком полете в январе 1945 года ведомый командира звена Михаил Молчанов погиб. Мы перелетели линию фронта и полетели вдоль дороги. Рядом с дорогой, в лесочке, мы заметили замаскированные немецкие танки. Мы пролетели над ними, командир звена передал по радио об обнаруженном скоплении, прошли до какого-то города, и, возвращаясь, командир звена решил что-то уточнить. Встали в круг над ними – они поняли, что их обнаружили, и обстреляли нас. Молчанова подожгли. Я еще ему крикнул: «Молчанов, ты горишь! Сейчас перейдем линию фронта, и прыгай с парашютом». Пересекли линию фронта. Ему дали команду прыгать. Но прыгать с «яка», да и вообще из истребителя сложно – скорость-то большая. Чтобы тебе было понятнее, расскажу такой случай. Мы когда на У-2 летали строем в школе, инструктор, летевший ведущим, рукой показывал, куда лететь, что делать. Но у него скорость 100 километров в час, а у истребителя 500. Я, уже летая на «яках», вспомнил этот момент и решил руку высунуть из кабины. Во дурость-то! Ну я же молодой… Хорошо, что я высунул только ладонь – мне чуть руку не вытащило.