Мы дрались на истребителях

Вместе со мной было призвано много московских студентов – главным образом из технических вузов. Видимо, поэтому нас направили в город Запорожье, на станцию Мокрое, в школу младших авиационных специалистов.

Началась война с Финляндией. Нас ускоренно готовили стрелками-радистами на бомбардировщик ДБ-3Ф. Мы занимались по 10 часов в сутки. Основное внимание обращалось на умение работать на коротковолновом передатчике по азбуке Морзе, а также стрельбе из пулемета ШКАС.

Нужно сказать, что, придя в школу младших авиационных специалистов, мы, естественно, после нормальной гражданской жизни с трудом привыкали к военным порядкам. Однако помогало то, что не было градации между офицерами и солдатами. Все мы были – красноармейцы. Были только командиры и рядовые. Когда однажды на улице к нам обратилась какая-то женщина с просьбой что-то ей показать и назвала нас солдатами, один из наших товарищей сказал: «Мамаша, мы не солдаты, мы – красноармейцы. Солдат и офицеров наши отцы и деды били в Гражданскую войну». Взаимоотношения между командирами и рядовыми, я бы сказал, были почти дружеские. В гарнизоне был Дом Красной Армии, переступив порог которого ты становился равноправным членом коллектива. Там были спортивные залы, кинотеатр, ресторан, танцевальные залы. И, придя в Дом Красной Армии, мы, рядовые, могли танцевать с женами командиров, вместе закусывать в буфете. Такой же порядок был и в санчасти. Если кто-то заболевал и попадал туда, врач прежде всего говорил: «Забудьте, что вы командиры или рядовые, здесь вы все – больные военнослужащие. Для меня вы все равны».

Учеба в школе проходила напряженно, но нам очень активно помогали «старики», которые заботились о нас, называли нас желторотиками и всячески обучали военной премудрости. Например, когда мы приехали в гарнизон и попали впервые в наряд, надо было мыть пол в казарме. В спальне было 120 коек. Это была не комната, а громадный зал. Мы, естественно, взяли ведра, тряпки – нас было 12 человек, – разлили по полу воду и стали тряпками что-то там делать. Пришли «старики», засмеялись: «Эх, вы, желторотики, так вы будете до вечера мыть». Позвали нескольких человек – пришло четверо или пятеро. Взяли швабры, встали в ряд и погнали воду. И треть зала вымыли за 10-15 минут. «Вот как надо!» – сказали «старики».

Помогали они нам и при обучении стрельбе. Стреляли мы кое-как. Вначале было очень сложно, потому что пулемет при стрельбе вело. И устранять задержки было трудно. Пулемет ШКАС был скорострельный, но у него было 48 типов задержек. Часть из них устранимых, часть неустранимых. И вот однажды, когда мы в оружейной палате разбирали и собирали пулеметы и учились устранять задержки, пришел старшина, отвоевавший в Финляндии и списанный по ранению. Зашел посмотреть, как мы учимся. С усмешкой посмотрел, как мы возимся с пулеметами, и сказал: «Ну, куда вам. Так, как вы работаете, с одного захода вас собьет истребитель. Почему? Вы же с задержкой возитесь сколько!» – «Как надо?» – «Надо мгновенно задержку устранить. Иначе вы безоружны». – «Ну покажи нам, как надо». – «Делайте задержку, дайте пулемет и завяжите глаза». Раз-два и задержка была устранена. Вот так нас учили «старики».

Нам, мне в том числе, повезло – война в Финляндии шла к концу. Где-то в конце февраля всю группу курсантов разделили на две части. Часть оставили стрелками-радистами, а часть, в том числе и меня, перевели в технический состав. Изучали мы двигатели М-25, М-11. Я всегда интересовался техникой. Был хорошо знаком с авиационной техникой, занимался авиамоделизмом, хорошо знал двигатели, поэтому учиться мне было легко, и окончил я школу с отличием по всем предметам. А учились мы всего пару месяцев. Честно, если признаться, все, чему я там научился, то только плести троса. Двигатель я знал не хуже, чем преподаватель, а уж теорию полета! Преподаватель на первом занятии сказал: «Крыло, которое будучи летающее…» Ну, мы все поняли, какое оно «крыло», и никаких претензий не предъявляли. Мы все были бывшими студентами высших технических вузов, нам не надо было это преподавание, мы уже были подготовлены.

12 апреля 1940 года начал формироваться 131-й истребительный полк. И нас после выпуска отправили туда мотористами. Я не знаю, по какому принципу меня выбрал комиссар эскадрильи Моисей Степанович Токарев. Я не был единственным евреем в выпуске – было много и неевреев, но он выбрал меня, и почему – я не знаю. Потом я много над этим думал и нашел ответ, когда вспомнил, как он подходил к решению национального вопроса. «Я знаю две национальности, – говорил Токарев. – Люди порядочные и люди непорядочные. Других национальностей на свете нет». Вот такой он был человек.