Мы едем к тебе

Зажав между ляжек чемоданчик и снисходительно ворча, он ковырял ключом трудно открывающийся старый замок аудитории. Однако как оружие привыкает к одной руке, так и этот замок всегда слушался смешного старичка.

С Захаром Семёновичем можно было поступить оскорбительно, но его невозможно было оскорбить – в этом состояла суть его характера. На его лекциях мы в основном раскрашивали географические карты, а он поведывал нам про давние времена, когда сам ещё был молодым, город только строился, а ему приходилось вставать рано и зажигать керосиновые светильники вместо будущих свечей Яблочкова.

– Мне, – рассказывал он, – давали спичку, и я всё обходил в крепости и зажигал! Что вы усмехаетесь? – отмахивал он рукой. – Да, нам доверяли! Это вам дай спичку –

вы целого стекла не оставите!

Как будто спичка была булыжнику подобна…

Особо он не досаждал нам, швеям, своей географией, положенной по расписанию для общего образования. И так и говорил, обращаясь к бабьей в основном аудитории разномастных свистух:

– Раскрасьте карты – и идите губы красить да в свои клубы! Только, пожалуйста, не знакомьтесь с варварами с островов! – взывал он. – А то вон – в лесу нашли женский труп!

Девицы слегка пугались, дёргались. А одна зачем-то спросила его, кто его жена.

– Химик! – отмахнул он морщинистой ручкой. – У меня и сын химик, – сообщил он, – и внук вот тоже хочет им стать!

Про жену спросила Грета – замысловатая Ленина подруга. Они вечно ходили парой и обе курили, однако, в отличие от Лены, Грета с виду казалось застенчивой. То поднимет глаза, то потупит. Но когда поднимет – в них искрились холодные насмешливые и даже озорные блики. Затем глаза снова тупились, –

будто с помощью их переключения последовательно сменялись две монады каких-то двух поистине разных Грет.

Бывало, Грета, начавшая, потупясь, мяться и сжимать ноги, говорила:

– Ой, мне надо ручки помыть!

И быстренько шла в отхожее место.

Иногда в их компании находились ещё два парня – наглые и неумные. Сима и Тима. Один был неправдоподобно толст и одутловат, с влажными пустыми глазами и одышкой, неуклюжими, словно надутыми, кистями рук. Другой – маленький и тощий, с кривым тонким ртом. Но они тоже почти всегда колобродили вместе.

Когда Грета возвращалась, они измывались над ней.

– Что, Гретхен,

– подмигивали они ей, – отлила?

Грета в ответ бледнела, пыхтела и неистово заверяла:

– Я ходила мыть руки!

В ответ те двое нагло уничтожающе хохотали:

– Ну конечно! Да знаем прекрасно, за чем на самом деле ходила!

Грета краснела и молча обиженно отворачивалась от нахалов.