Мы играем в пистолеты

— У тебя что-то случилось? — поинтересовалась у меня мать, когда я заехала к ней на следующий день. Вечером из командировки должен был вернуться муж, я нервничала и не знала, куда себя деть, вот и решилась на визит вежливости в отчий дом, не осмелившись отправиться к Фае, опасаясь её интуиции. А если уж и мать что-то такое в моих глазах заметила, то Фая меня на счёт раз раскусит и всю правду о случившемся из меня вытянет. А я пока морально к покаянию не готова.

Я на мать глянула, волосы за ухо заправила и плечами пожала.

— Ничего не случилось. С чего ты взяла?

— Ты какая-то странная.

— У меня всё хорошо.

Отчим появился на кухне, кинул на меня свой фирменный взгляд, от которого, по его мнению, меня в жар кидало, и сказал:

— По мужу соскучилась, наверное.

Я удивлённо вскинула бровь.

— У меня голодный блеск в глазах?

Он наклонился, в глаза мне заглядывая.

— Самое странное, что нет.

— Вот именно.

— Любовника завела? — заинтересовался он.

Я замерла, растерявшись вдруг от его проницательности, а мама всерьёз нахмурилась. Она всегда начинала заметно нервничать, когда муж её забывался и заговаривал со мной совсем не как с приёмной дочерью.

— Может, хватит, Серёжа? — недовольно проговорила она, поглядывая то на меня, то на мужа. Я отвернулась к окну, а отчим полез в холодильник. Я же про себя посмеивалась, прислушиваясь к тому, как он чем-то там шуршит, делая вид, что ничего не произошло. Да, Штирлиц был на грани провала.

— Это правда? — спросила меня мама, когда мы прощались у дверей. Я губы красила перед зеркалом, а она на меня посматривала с проницательным прищуром.

— Что?

— Ты Вите изменяешь?

Я помаду в сумку убрала, не торопясь к матери оборачиваться и раздумывая над ответом.

— У меня всё хорошо, мам. Ты не беспокойся. Если ты беспокоишься, конечно. Я, как всегда, разберусь сама.

— Значит, правда.

— Ты сейчас смотришь на меня так, словно я совсем пропащая.

— Я ещё надеюсь, что это не так.

— Это не так. Просто мы с тобой разные.

— Витя тебя любит, балует тебя, прощает всё. Чего тебе не хватает?

— Я знаю чего.

— Знает она… Вот ты с самого детства такая. Всё тебе мало, всё не как у людей.

— Мама, не лечи меня, пожалуйста. Я просто хочу быть счастливой. Какой в этом грех?

— Грех в том, что не думаешь ни о ком кроме себя.

— Неправда.

— Правда. Через Дениса переступила, теперь Витина очередь пришла? Скучно стало?

Я сумку взяла и шагнула к двери. Но на пороге обернулась и сказала, стараясь говорить потише:

— А тебе как раз этому и нужно научиться. Переступать самой, а не опускать голову, когда через тебя другие переступают. — Я даже пальцем в сторону комнаты ткнула, посмотрела многозначительно и из квартиры вышла, не желая больше встречаться с матерью взглядом. Знала, что она мне этих слов долго не простит, обидится не на шутку. Наверное, права будет, не нужно мне было ей этого говорить, в самое больное место ударила, но я на самом деле буду рада, если она задумается над моими словами.

Очень хотелось увидеться с Кириллом. Хоть ненадолго, пусть несколько минут, но я знаю, что мне стало бы легче, и даже из-за размолвки с матерью я не стала бы так сильно переживать. Увидеть его и успокоиться, понять, что я не зря приняла это решение — всё рассказать мужу. Что это не только мне нужно. Хотя, особой разницы уже нет. Если Кирилл и промолчит опять (а скорее всего так и будет), лично для меня это ничего не изменит. Я сама должна решить остаться с мужем или уйти. Это будет моё решение, которое изменит мою жизнь, а не Кирилла.

Вот так вот. Грядут перемены, а это тяжело, перемены я не люблю, но на этот раз не обойдётся.

Кириллу я всё же позвонила, но ответить мне он не пожелал. Я звонила несколько раз, но как только включался автоответчик, я отключалась. С автоответчиком я общаться не желала, тем более свои мысли ему доверять. Швырнула телефон на постель и застыла ненадолго посреди комнаты, стараясь взять себя в руки. За окном уже темнеет, муж вот-вот вернётся, а Кирилл не отвечает. Я же чувствую себя несчастной и обманутой.

Витя дома появился только ближе к полуночи. Уставший, злой и весь какой-то пропылённый, словно он прошедшие двое суток где-то в канаве пролежал, наверное, с биноклем в руках. Я на балкон вышла на минуту и джинсы его тряхнула.

— Боже, где ты был? Грязный весь.

— Медаль зарабатывал, — пробубнил он. В голосе раздражение, а на меня не смотрит. Я поневоле насторожилась. Поинтересовалась осторожно, наблюдая за тем, как он подливает себе суп в тарелку:

— Всё хорошо?

Витька на меня посмотрел.

— Да. А что?

— Злой ты какой-то вернулся.

— Я устал.

Я помедлила, но затем кивнула.

— Понятно.

По-хорошему, сейчас нужно было к мужу подойти, обнять его, поцеловать, то есть показать, как я рада его возвращению. А я продолжала стоять за его спиной, смотрела, как он ест, и только судорожно сжимала в руках кухонное полотенце. Знала, что мне смелости не хватит к нему прикоснуться.

— Где ты была вчера? Я звонил, звонил. Так ведь нельзя, Ника.

— Я же попросила прощения. Так получилось.