Мы из Бреста. Книга вторая

   Генерал появился ой как вовремя. А то моя нервная система могла не выдержать неприязненных взглядов и разговоров за спиной "шпалоносителей". Очень уж некоторых коробило руководство ими лейтенанта. Я бы перетерпел и пренебрег, но боялся что сорвусь. Начну злобствовать и проявлять свою "чекистскую" сущность, ставя каждого второго непонимающего к стенке. Да дело могло пострадать. Итак, часть наиболее активных злопыхателей отправил в части командовать сводными отрядами и подразделениями на боевые участки. Еще парочка пополнила собой ряды носителей "желтых лент". Погранцы накопали на них компромат, разбирая документы лагерной администрации. Но ведь всех недовольных и неуверенных в успехе не отправишь скопом в желтоленточный штрафбат, кто - то должен и в штабе вкалывать.

   Наша встреча с Михаилом Петровичем, как написали бы в будущем, прошла на высшем уровне, в приятной и дружеской атмосфере. Общий язык нашли быстро. Я ввел его в курс дела, рассказал о своем видении ситуации и планах на будущее. И главное предложил ему руководство войсками. Договорились обо всем практически сразу. Михаилу Петровичу я передавал все свои заботы связанные с военнопленными, штабом и населением.

   Штабными жителями эта новость была принята с восторгом. Они тут же сварганили приказ по группировке и акт передачи дел. Согласовывать я этот вопрос с Москвой не стал. Надеюсь, они там меня поняли. Константинов великодушно предлагал мне должность своего заместителя. Но я отказался. Не нагулялся еще. Шило в одном месте играло. В качестве отступного я оставил Михаил Петровичу связные самолеты, комендантскую роту, особый отдел, часть роты связи, радиоузел, шифрокнигу.

   После подписания всех необходимых документов, забрав своих бойцов (не связанных с передачей дел), убыл на фронт в Старые Дороги. Еще днем туда были отправлены ремонтники и тыловая колонна, часть комендантской роты. А после взятия Уречья - танковая рота, штурмовой батальон и "панцерная" пехота. Наша штабная колонна представляла собой довольно интересное зрелище. Два десятка тяжелых грузовиков с прицепами, десяток трофейных гусеничных бронетранспортеров набитых личным составом, три штабных автобуса, радиостанция и взвод связи, шесть самоходных зенитных установок смонтированных на шасси Т-26, противотанковый дивизион, разведрота на колесных бронетранспортерах, два десятка мотоциклистов, несколько легковых автомобилей, шесть бензовозов, несколько ремонтных составляли ее.

   Ночью с 22 на 23 июля по моей просьбе наша авиация наносила бомбовые удары по Осиповичам и Бобруйску. На обратном пути бомбардировщики делали посадку на аэродроме Н. Гутков и эвакуировали оттуда раненых. Дальнейший путь самолетов лежал в Шайковку и Гомель.

   Наш путь лежал как раз мимо аэродрома, и я решил туда заехать, посмотреть, что к чему. Как раз перед нашим приездом оттуда взлетело несколько ТБ-3. С трассы было видно как эти гиганты, натужено гудя моторами, медленно поднимались в небо. Мы попали во время паузы. Самолетов кроме двух дежурных "Чаек" не было. Меня встречал комендант, назначенный из "моих" пограничников и РПшник из числа раненых летчиков освобожденных из лагеря военнопленных.

   Радиосвязь аэродром поддерживал с Шайковкой, Гомелем и аэродромом в Слуцке. Охрану аэродрома несли взвод пограничников и рота десантников. Все они были из числа бывших военнопленных. Претензий к охране у меня не было. Все было сделано разумно. ПВО осуществляли 4 расчета 20мм трофейных орудия, еще 5 орудий были повреждены в ходе боя за аэродром и над ними колдовали механики. Колдовали они, несмотря на позднее время и над авиационной свалкой, пытаясь найти запчасти и восстановить еще несколько самолетов.

   Тут же на аэродроме я встретился с Могилевичем. Он еще прошлой ночью на "Шторьхе" перелетел из под Каменца. Но вырваться с аэродрома ко мне, без пропуска и разрешения комендатуры, не смог. Связь со Слуцком наладили только вечером. Поэтому информация о прибытии Могилевича до меня не дошла. Комендант молодец. Все сделал правильно. Еще в Слуцке при инструктаже я просил на это обратить особое внимание на режим безопасности. Сержант меня не подвел, ввел на аэродроме "драконовские" меры. Покинуть или попасть на аэродром без решения коменданта никто не мог. Поговорить с Могилевичем нам удалось только по пути в Старые Дороги. Я просто физически не мог уделить ему того времени что он заслужил. А поговорить нужно было обязательно. Были у меня на него планы...