Читаем Мы из будущего - 2 полностью

Борман и Череп стоят перед освещенными солнцем деревьями, спиной к Мисюряеву и сержанту НКВД, которые в десяти метрах от них готовятся к стрельбе.


ЧЕРЕП

(Борману, тихо)

Они не могут нас так убить. Мы же еще не родились.


БОРМАН

(Черепу, тихо)

Сейчас узнаешь — могут или не могут… Обидно — попасть в сорок четвертый и умереть так и не увидев Нину.


ЧЕРЕП

А у меня там Маша осталась.


Мисюряев медлит — прицеливается в спину Бормана из пистолета ТТ, но потом опускает руку. Сержант НКВД с сочувствием и скрытым превосходством смотрит на него.


СЕРЖАНТ НКВД

В первый раз, товарищ младший лейтенант?


Мюсюряев трясет головой, дрожащей рукой достает папиросу, прикуривает.


СЕРЖАНТ НКВД

Давайте я сам, не впервой.


Перед Борманом и Черепом с дерева падает лесной орех, за ним, цепляясь за ствол, спускается белка.


ЧЕРЕП

(белке)

Иди отсюда, дура.


Автоматная очередь. Борман и Череп закрывают глаза. Их тела чуть наклоняются вперед, но никто не падает. Череп и Борман, с вытаращенными глазами, оборачиваются.


На пригорке стоит боец УПА с автоматом на перевес — держит под прицелом сержанта НКВД. Последний стоит подняв руки вверх — у его ног брошен автомат. Мисюряев убит — лежит на земле среди рассыпавшихся папирос, одна из них, прикушенная, дымит.

Из кустов на просеку выходят еще трое бойцов УПА.


БОРМАН

(сквозь зубы)

Бежим.


Борман и Череп срываются с места. Раздаются пулеметные очереди. Ребята бегут сквозь кусты, петляя меж деревьев. Свист пуль. Пролетающие мимо пули секут листву кустарника, сбивают ветки — огонь плотный.


ЧЕРЕП

Мама!


Перепрыгивая через бревно, он кидает взгляд на Бормана, который бежит рядом и тоже смотрит на него.


ЧЕРЕП

Маша!


БОРМАН

Нина!


Ребята, несутся через заросли — бег с препятствиями, кричат имена своих любимых девушек, словно в этом спасение.


НАТ. ЛЕС. ПОЛЯНА — ДЕНЬ


На поляне, Борман и Череп стоят на коленях, обнявшись. Оба тяжело дышат, дрожат.


ЧЕРЕП

(едва шепчет)

Маша…


БОРМАН

(вторя ему)

Нина…


Смотрят друг другу в глаза — отталкиваются, садятся на траву.


БОРМАН

Живы.


ЧЕРЕП

Жесть. Крутое начало. Чего дальше делать будем?


Борман встает, подходит к березе, начинает ломать ветки.


БОРМАН

Чего сидишь — веники ломай.


НАТ. СЕЛО. ДОРОГА — ДЕНЬ


Борман и Череп, стараясь вести себя непринужденно, идут по пыльной грунтовой дороге, каждый несет по венику. Мимо проезжает полуторка, не в шаг идет «жидкий» строй пехоты.


ЧЕРЕП

(солдатам)

Здорово, молодцы!


У Бормана едва не выпадает из рук веник.


СОЛДАТЫ

(в разнобой)

Здравия желаем, товарищ капитан.


Череп отдает честь, идет дальше. На встречу идут два офицера, косо смотрят на Бормана и Черепа.


БОРМАН

(тихо)

Псих, веди себя естественно — спалишь.


Череп останавливается перед одним из офицеров. Борман тоже останавливается в шаге.


ЧЕРЕП

(офицеру)

Земляк, огоньку не найдется?


Офицер раскрывает портсигар. Череп закуривает, косится на Бормана.


ЧЕРЕП

(Борману)

Перейти на страницу:

Все книги серии Киносценарии

Тот самый Мюнхгаузен (киносценарий)
Тот самый Мюнхгаузен (киносценарий)

Знаменитому фильму M. Захарова по сценарию Г. Горина «Тот самый Мюнхгаузен» почти 25 лет. О. Янковский, И. Чурикова, Е. Коренева, И. Кваша, Л. Броневой и другие замечательные актеры создали незабываемые образы героев, которых любят уже несколько поколений зрителей. Барон Мюнхгаузен, который «всегда говорит только правду»; Марта, «самая красивая, самая чуткая, самая доверчивая»; бургомистр, который «тоже со многим не согласен», «но не позволяет себе срывов»; умная изысканная баронесса, — со всеми ними вы снова встретитесь на страницах этой книги.Его рассказы исполняют с эстрады А. Райкин, М. Миронова, В. Гафт, С. Фарада, С. Юрский… Он уже давно пишет сатирические рассказы и монологи, с которыми с удовольствием снова встретится читатель.

Григорий Израилевич Горин

Драматургия / Юмор / Юмористическая проза / Стихи и поэзия

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман