Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

Досадно было бы грохнуть их об пол в самый ответственный момент.

А я бы их грохнул.

Определенно.

Потому что когда соседка вошла в кухню, я немножко остолбенел.

Вместо Надежды, медсестры, надежного компаньона и моей соседки по коммуналке нового типа стояла Женщина. И на это превращение ей хватило действительно нескольких минут. В этом было что—то даже немного пугающее, как она изменилась, ведьминское что—то. Глаза стали больше, ресницы длиннее, брови чернее, губы покраснели и словно припухли. Но это ладно, у меня хватает мощи разума сообразить, что до этого момента Надя никогда не пользовалась косметикой. Но впридачу я ее впервые вижу в платье, причем платье это поражает меня наповал. Оно шелковое, до колен где—то, падает складками и совершенно не виданного мной раньше фасона, мало того — на боку разрез на всю длину сверху вниз, позволяющий видеть белую полоску кожи.

Женщина делает шаг и ее глаза совсем рядом. То ли язычки пламени свечей, то ли чертенята пляшут в них. Так—то у Нади глаза светло карие, но я уже видел, что у нее цвет глаз меняется. Когда она пристрелила правозащечника в Крепости, я четко видел, что радужка потемнела, став темной. А теперь — поклясться готов — можно сказать, что глаза зеленые.

Я чувствую ее дыхание. Молчим.

Наконец меня немножко отпускает, и я с некоторым усилием выговариваю: «Прошу к столу!» Она самую чуточку улыбается и грациозно садится на подставленный мной стул. Что—то жарко мне. И руки как—то трясутся, когда я наливаю светло—соломенное в свете свечей вино ей в маленький бокал и себе — в тот, что побольше.

— Итак? — лукаво смотрит она на меня.

— Гм. Надо полагать, я должен — как старшая из присутствующих здесь дам — произнести тост? (Откуда такая чушь взялась? Вообще что за ересь я несу?)

— Разумеется — ироничный поклон в мою сторону.

С трудом удерживаю жесточайшей судорогой шеи не пойми откуда рвущееся «За прекрасных дам!», потому как чувствую, что это сейчас будет совершенно не к месту.

Внятный внутренний голос отчетливо спрашивает: «Ты попошли, попошли, дурачина. Из шансона еще что спой. Из Любы Успенской! Интересно, получишь рыбиной в морду, или вином плеснет?»

Совет уместный. Все, надо взять себя в руки. Мысли расползаются…

— Давайте выпьем за маленькие радости в жизни. Тем более, что их — эти маленькие радости в нашей власти устроить. А жизнь — в общем, состоит из этих маленьких радостей.

Внутренний голос ретранслирует с дикторскими интонациями: «Масляное масло масляно маслилось…»

— Идет! — отзывается Надя и бокалы встречаются в воздухе где—то посредине между нами. Свой она взяла немного высоковато, потому певучий звон — только от моего, ее глуховато брякает.

— Странно — говорит она, пригубив вино — почему мой не зазвенел?

— Надо взять его ниже немного. Ага, вот так, чтоб сам колокольчик и большая часть ножки не в руке были.

— Вот так? — спрашивает она и неожиданно ловко звенит своим об мой.

— Конечно, сами же слышите.

— Красивый звук.

— Венецианцы считали, что звон бокалов отгоняет грусть и злых духов.

— Возможно. Как и колокола побольше размером. А почему вы не пробуете вино?

— Да как—то задумался.

Покачиваю бокал, так, что вино омывает стенки, нюхаю ароматный запах и пригубливаю. Хорошее вино, добротное.

— И что это вы такое делали?

— Это? А так учили как дегустировать вино. Был в Абрау—Дюрсо — там как раз на знаменитом винзаводе показывали и растолковывали что да как.

— Это в Крыму?

— Ага. (Но внутренний голос тут же поправляет, напоминая, что как раз не в Крыму, а через пролив — на Тамани, это Массандра в Крыму, впрочем не мудрено перепутать, в Массандре вина не хуже были).

— И вот так надо крутить вино в бокале?

— Точно. И потом ощутить аромат.

Она повторяет мои действия. Признаться, я не уверен, что все сам сделал правильно, но тут нельзя показывать свою неуверенность. Потому что если девушка умная, то она этого «не заметит», а глупая… Да в конце концов — меня учили так, и все тут. Особо секретный способ самых великих знатоков— дегустаторов.

— Приятный запах. Как на ваш вкус вино? — спрашивает Надежда.

— По—моему очень хорошее. Но я не настолько знаток, чтобы сказать этакое положенное: вино из Авиньона, третий холм слева, западный склон урожай 1955 года.

— Тогда мне пришлось бы тоже умничать и поправлять — мол, не третий, а четвертый холм и склон скорее северо—западный, а уж урожай точно 1956 года. Даже точнее 1957 года. Кстати, а не перейти ли нам на «ты»? Это не будет нарушением субординации?

— Ну, мы же не в больнице. Но в больнице я все равно буду выкать.

— Как скажешь — так и будет.

— Хорошо звучит.

— Это игра была такая у наших девчонок. Скажем, договоримся с подружкой — и сегодня я так ей отвечаю, а завтра — она мне. Делать ничего не надо, но почему—то очень приятно такое было слышать. Если плохое настроение — очень помогает.

— А ведь действительно — приятно. Даже если и игра.

— Тогда я сегодня вожу. И как скажешь — так и будет. А кстати — обычно же в застолье для того, чтобы перейти на «ты» с дамой на брудершафт положено выпить?

Под ее внимательным прозрачным взглядом я несколько теряюсь.