Николай Берг

Подотдел очистки коммунхоза

– Что молчишь как партизан, сын нерусского народа? – участливо спрашивает майор Брысь нахохлившегося Ильяса.

Снайпер неприязненно молчит. Потом тихо и неразборчиво начинает что-то кряхтеть под нос.

А что тут скажешь, операция прошла из рук вон плохо, а сам Ильяс облажался по полной. И для самолюбивого и гонористого человека, каким и является наш снайпер, этот конфуз вдвойне неприятен.

Да еще и чертов майор вместо крика и ора ведет вежливый разговор, тут скандал не устроишь и с темы не спрыгнешь. Остается кряхтеть и шептать себе под нос всякое, чтоб остальные не расслышали.

Честно говоря, мне сейчас Ильяса жаль – последнее время ему сильно не везет, причем началось это как раз в начале апреля в моем присутствии. Сначала мы ввязались в показавшуюся Ильясу очень выгодной комбинацию, ан в итоге остался он без передних зубов, затем его супруга узнала про эскападу в Госпитале. Смешно было предположить, что масштабная зачистка такого учреждения, да еще сводной группой алебардщиков и тому подобных вояк с холодным оружием останется тайной. Разумеется разговоров было по Кронштадту много. Опять же Ильяс, настояв на восточных доспехах и оружии для своей персоны, выглядел даже на общем фоне латников более чем экзотично. Одна булава с бычьей головой потом сколько раз поминалась.

Разумеется, жена узнала, что он ввязался в рукопашную драку. Уж что там у них произошло никому не известно, но после общения мужа и повелителя с восточной раболепной и покорной женщиной на утренний сбор он пришел несколько не в себе, каким-то встрепанным и совершенно неожиданно для всех, а в первую очередь для себя, ляпнул: «И лучшая из них – змея. Велик Аллах и Магомет пророк его!»

Потом была реорганизация нашей охотничьей команды, нас прибрали к рукам и построили, да еще теперь командует нами этот самый майор с нелепой фамилией Брысь. То есть и с командирства Ильяса попятили. Вроде бы как замом он остался, но кто понимает, тому растолковывать не нужно.

И даже прозвище это, которое сейчас прозвучало – сам же Ильяс себе и спроворил, когда унимая разбушевавшегося спьяну соседа на его возглас: «Я сын русского народа, а ты кто?», меланхолично ответил: «А я сын нерусского народа. Пошли спать, а?»

Мужик стушевался и обуреваемый когнитивным диссонансом отправился баиньки, а Ильяс утром не подумав толком, похвастался своей удачей в знании психологии соседа. И все. Пропал.

– Ты что, совсем не слышал, что Блондинка сзади прошла?

Ильяс ежится дальше.

Морф, на нейтрализацию которого мы в этот раз отправились, и впрямь прошел у сидевшего в засаде Ильяса прямо за спиной, далее спрыгнул со второго этажа, проскользнул под носом у пары наших стрелков, потом уже морфа засек Серега, но тоже опоздал, и очередь из пулемета пропала зря.

Сереге тоже вставили фитиля, тем более, что и впрямь промазал, а это с нашим пулеметчиком редко бывает. В отличие от Ильяса Серега когда злится – щурится. Вот сейчас Серега щурится, а Ильяс кряхтит и ежится.

– Резюмирую – говорит майор – день угробили бездарно и бестолково. Морф второго вида, средний, облапошил нас сегодня как малых детей. Чудо, что живы остались. Но такое везение нам не всегда будет выпадать. И к слову – то, что морф при жизни был блондинкой – тоже сослужило нам плохую службу. Расхолодились, раззявились. Так вот напомню – если зомби удалось стать морфом – он уже не дурак значит. И все анекдоты про тупых блондинок сочиняли несчастные брюнетки, долгими одинокими вечерами, это тоже забывать не след…

Так что единственно, кто сегодня молодцом – так это Хундфройляйн. Умница девочка. Если б не она – думаю, что у нас были бы сегодня похороны. Разных глухих и нерасторопных. Доктору объявляю порицание – совершенно неожиданно заканчивает майор.

– Мне-то за что? – удивляюсь я.

– Подумайте на досуге. Все свободны.

Начинаем расползаться.

Веселой выглядит только умница девочка, немецкая овчарка, которую за боевые заслуги майор всегда величает деликатно «Хундфройляйн», моя собака по имени Фрейя.

Остальные выглядят хмуро.

Придерживаю за рукав Ильяса.

– Ну? – мрачно спрашивает он меня.

– Давай ко мне зайдем – предлагаю ему.

– А зачем?

– Мысль одна возникла, надо бы попробовать.

– А да ну все к Иблису, очень мне все это надо, не мальчик уже. Открою пекарню, катись оно шаром…

– А ведь ты на губы смотришь.

– Ты о чем?

– Ты действительно оглох. Не слышишь, а по губам читаешь уже, как глухонемой.

– Слушай, иди ты…

– Погоди, не топырься. Мне кажется, я знаю, что делать. Пошли, попробуем.

Некоторое время снайпер сопротивляется. Потом, как бы делая мне одолжение соглашается и мы с ним идем ко мне на квартиру. Последнее, что Ильяс успел на командирском кресле сидя – это выбил нам жилье, весьма комфортное по нынешним временам – во всяком случае, в том доме, где мы устроились, есть вода, иногда даже горячая, и периодически бывает свет. Мне, правда не очень подфартило, кроме меня жильцами оказались и толпы клопов, с которыми пришлось биться не на жизнь, а на смерть. С переменным успехом.