Мы из розыска…

На карандашных рисунках были изображены два девичьих личика. У одной девушки, портрет которой был подписан «Алена», вздернутый носик, светлые пышные волосы, короткая стрижка, красивый овал лица, остренький подбородок… «Марина» — темноволосая, с пухлыми, чувственными губами. На вид обеим не больше двадцати лет. Лица девушек Андрею были незнакомы — много он знал на обслуживаемой территории неблагополучной молодежи — эти не из их числа…

— А ты их не знаешь?

Морозов несколько минут молча разглядывал рисованные портреты, а потом отрицательно покачал головой:

— Может, заезжие красотки?

— Сам бы хотел это знать… — вздохнул Андрей, забирая рисунки.

— Будем смотреть альбомы, — сказал Морозов, доставая из шкафа толстые фолианты в темных коленкоровых переплетах. — Подсаживайтесь ближе, Сергей Сергеевич…

Утехин поднялся со стула и направился к двери:

— Сейчас я пришлю к вам Михалева — он ждет внизу…

— Это еще зачем? — наморщил нос Морозов.

— Поговори с ним по душам, покажи альбом… Думаю, что он видел преступников… А вообще-то надо возвращать старика к жизни — не дело это… — Он невесело махнул рукой. — Я с ним завтра поговорю. А сейчас — в ресторан…

В фойе толпились поздние посетители, одевались, покуривали, пытаясь хоть немного продлить удовольствия этого вечера.

Осторожные постукивания в дверь ни к чему не привели.

Окинув Утехина сквозь стекло высокомерным взглядом, швейцар не сдвинулся с места.

Утехин, порывшись, извлек из бумажника десятирублевку и приложил ее к стеклу. Со швейцаром сразу же произошла метаморфоза: на его лице появилась какая-то скользкая угодливая улыбочка, и он торопливо засеменил к двери:

— Массандра, коньяк, шампанское… — скороговоркой зашептал он, не открывая полностью дверь.

— Не здесь же, отец! — сказал Андрей. — Дай войти…

— Говори, чего будешь брать: Массандра, коньяк, шампанское! — повелительно повторил он.

— От десяти до пятнадцати! — в тон ему сказал Андрей, предъявляя удостоверение и вставляя в образовавшийся проем ногу, чтобы не дать захлопнуть дверь.

Лицо швейцара вытянулось, и он отпустил дверь, еще не до конца понимая сказанное:

— Рублей, что ли, начальник?..

— Лет, дорогой мой, лет, причем с конфискацией… Ты это учти! Официанты здесь?

— Так точно! — почему-то по-уставному отозвался швейцар и при этом стал заметно прямее, осанистей. — Прошу сюда, проходите, пожалуйста… — Он шел впереди Утехина, показывая дорогу. — А кто, разрешите полюбопытствовать, вам нужен?

— Третий столик от входа…

— Это Владимир Петрович! — с уважением произнес швейцар. На этот раз уважение в голосе было настоящим, не угодливым. — Вам как подать лучше, в официантскую или как всем, за столик?

— Отец! — грустно посмотрел на него Утехин. — Давай решать вопросы согласно штатному расписанию.

— Хорошо, как будет угодно… Присаживайтесь… Это тот самый столик… Один момент! Подождите…

Андрей сел спиной к залу и лицом к темному окну, за которым светилась неоном афиша кинотеатра. На столе громоздилась посуда с остатками трапезы. В полутемном зале блуждали ароматы вкусной и, видимо, очень полезной пищи. Андрей судорожно сглотнул горьковатую, от множества выкуренных сигарет, слюну.

«Эскалопчик с жареной картошечкой, — мечтательно подумал он, — или на крайний случай макароны по-флотски… А потом чашечка кофе!»

Зал опустел. Из освещенной двери официантской доносились громкие голоса, смех, треск неугомонного кассового аппарата.

Швейцар подошел к столику — с ним был мужчина, весь облик которого говорил о тяжелом рабочем дне. По краю широко распахнутого ворота белоснежной рубахи шла темная полоска. Из жилетного кармана торчала небрежно смятая черная в белую горошину бабочка. Под глазами расплылись густые тени, какие бывают у сердечников, пренебрегающих режимом.

— Вы меня спрашивали?

Официант устало сел на стул напротив Андрея.

Тотчас за его спиной возник швейцар.

— Так вот они и есть Владимир Петрович, — посчитал необходимым пояснить старик.

— Ты иди, Михалыч, — тихо сказал официант, не глядя в сторону швейцара. — Мы сами разберемся.

К выходу швейцар поплелся с явным нежеланием. Было видно, что уходить ему не хочется, может, боялся, что от него ускользнет информация…

— Из БХСС? Вроде недавно проверяли?

— Ну и как? Все в порядке? Злоупотреблений не обнаружено?

Официант удивленно окинул Утехина придирчивым взглядом и задумчиво произнес:

— Значит, вы представляете другую службу — сотрудники БХСС не стали бы задавать эти вопросы, они знают, что пока у нас все в норме… Покажите удостоверение…

«Молодец, — подумал Андрей. — Опыта общения с людьми ему не занимать. С самого начала решил уточнить, кто есть кто!»

Андрей выполнил его просьбу. В лице Владимира Петровича появилось спокойствие, напряжение спало.

«А все же боится, — отметил Утехин. — Хотя кому приятно свидание с нашим братом… Но, выходит, что БХСС он уважает больше? Или боится?»

— Слушаю вас, — спокойно сказал официант. — В чем провинность?

— Хотелось бы выяснить кое-что…

— Надеюсь, не слишком долго? Надо прибрать шесть столиков, а мне еще ехать в Усово. Я там живу… Электричка отходит в ноль сорок восемь…