Мы из розыска…

«…В эту же ночь в хазе на углу Сенной и Международного проспекта был арестован другой помощник Леньки — Сашка Пан, а там один за другим и вся шайка.

Банда Пантелеева была ликвидирована в одну ночь. Труп Леньки был выставлен для обозрения в мертвецком покое Обуховской больницы, и туда валом валил народ в течение трех дней. Естественно, все не могли его видеть, и долго еще наиболее наглые налеты приписывались ему, а иные более дерзкие налетчики назывались его именем.

Чтобы покончить с Пантелеевым, скажу, что какая-то поэтесса написала про него целую поэму, в которой изобразила этого налетчика борцом за угнетенный пролетариат, и стихи этой поэмы поют все хулиганы. Так упрочена слава этого Леньки, а за этим «борцом» мы считаем тридцать налетов, из которых двенадцать с убийствами.

После ликвидации банды Пантелеева ГПУ упразднило «ударную группу», и я вернулся вместе с товарищем Давыдовым в первую бригаду, где инспектором был уже храбрый Шуляк, а помощником его Суббоч.

Время наступило относительно тихое. Сотрудников Леньки расстреляли, налеты стали реже, но все-таки повторялись. Среди новых налетов отличался своей дерзостью Митька Кортавый, бывший карманный вор. Мы все имели его на примете, но он ускользал от нас и продолжал свои разбои. Особенно в 1923 году он проявил себя рядом дерзких налетов, И вот в мае 1923 года, когда Шуляк сидел в своем кабинете, зазвонил телефон. Шуляк взял трубку, выслушал, вынул из стола браунинг и сказал: «Едем за Митькой Кортавым!»

Оказалось, агент Симкин увидел его в шалмане на углу Ямской и Кузнечного переулка. Шалман был во втором этаже. Симкин пробежал в аптеку и оттуда позвонил. Мы поехали. Недалеко от угла Ямской нас встретил Симкин и сказал, что Митька с кем-то, вероятно, со своим товарищем, на бильярде играет.

Шуляк оставил для дозора агента в воротах, другого у дверей и двинулся в шалман. С ним Симкин и мы. Вошли в первую комнату. Китаец-хозяин, что стоял за буфетом, весь пожелтел и съежился. Шуляк прямо бросился в бильярдную, и тотчас загремели выстрелы. Какой-то человек с браунингом, стреляя на бегу, бросился через комнату к выходу. Пуля поразила Симкина, и он упал как скошенный… Мы вбежали в бильярдную… Шуляк лежал на полу. На подоконнике открытого окна стоял Митька Кортавый с револьвером в руке. Он тотчас открыл стрельбу. Мы ответили ему. Он не то упал из окна, не то прыгнул. Часть агентов побежала вниз во двор. Мы подняли Шуляка и понесли в автомобиль. Довезти его до больницы не удалось: он умер, Митька пробил ему шею.

Симкин был убит на месте, сразу. На дворе нашли кровавый след. Он вел к подвалу. Когда подошли к лестнице в подвал, то внизу увидели скорчившегося Митьку Кортавого: он умирал. Очевидно, чья-то пуля поразила его, и он выпал из окна, уже смертельно раненный.

Это был печальный день. Хотя мы и успели ликвидировать страшного налетчика, но цепа этой ликвидации была слишком высока.

Место инспектора занял товарищ Суббоч. Я был назначен его помощником. Суббоч был решительным, смелым человеком и обладал тем, что называется нюхом и что не дается никакой практикой. Он начал свою работу в угрозыске тем, что открыл целую шайку конокрадов, причем все розыски делал один и с большим риском. Но смерть уже стерегла его…

В ноябре того же, 1923 года он при задержании пьяных хулиганов был ранен револьверной пулей и, не приходя в сознание, скончался.

Так в течение полугода были убиты на своем посту друг за другом два инспектора нашей боевой дружины, и на мой жребий выпало занять их пост…»