Мы - из Солнечной системы

Черточек на апрельском снимке не было. Но наметанный глаз Трегубовой обнаружил в звездном узоре лишнюю точку совсем рядом со звездой 7327.

– Может быть, это все-таки астероид, Тонечка?

– Едва ли. Передвинуться за три месяца на долю градуса!.. Маловато для астероида.

– А если он летит почти прямо к Земле?

– Ну давай проверим, Толя. Но только в твои часы.

Трегубов великодушно пожертвовал свое время. Съемка была задана на следующую ночь, невод заброшен в звездное небо, и безымянный астероид попался. Снова он выдал свое местоположение коротенькой черточкой, почти крапинкой. Теперь было три следа, – по трем точкам астрономы умеют высчитывать весь путь движения небесного тела.

За расчет взялся Трегубов. Он продиктовал условия задачи настольной электронной машине, нажал кнопку, списал цифры.

– В чем дело, Толя? – спросила Антонина Николаевна, глядя на недоумевающее лицо мужа.

– Ерунда какая-то! Орбита страшно вытянута. Не эллипс, не парабола, скорее – гипербола.

– Может быть, это комета, а не астероид?

– Кометы не видны на таком расстоянии. У меня получается, что это тело страшно далеко. До него тридцать астрономических единиц.

– Тридцать единиц?! Но это же на границе Солнечной системы.

– Да-да, за орбитой Нептуна, и одиннадцатая звездная величина. Неужели это новая планета?

– Не надо увлекаться, Толя, не надо фантазировать. Лучше сделаем еще один снимок. Апрельскому нельзя доверять.

Но попробуй не гадать, когда открытие почти в руках! Анатолий Борисович не мог успокоиться.

– Подумай, настоящая планета! За всю историю телескопа люди открыли только три планеты.

– Ну, какая же это планета, Толя! Ведь она летит по гиперболе.

– Да, верно. И скорость триста километров в секунду. При такой скорости Солнце не удержит ее. Она пролетит Солнечную систему насквозь. Что же это такое, Тоня? Ничья планета? Что-то небывалое в астрономии.

– Потерпи, Толя, потерпи, будь солидным ученым.

А небо, как назло, испытывало их терпение. С вечера началась пасмурная погода, густой туман лег на горы, тучи шли низко, поливали голые склоны дождем. Изредка проглядывали звезды, но не те, что нужно, и слишком ненадолго. «Распогодится к утру», – говорили Трегубовы друг другу. И к утру появлялись голубые лоскуты, а вечером опять все затягивало.

Контрольный снимок удалось сделать только в ночь на 10 декабря. Четвертая точка аккуратно легла на ту же гиперболу. Ошибки не было. Неведомое светило неслось к Солнцу и должно было пересечь орбиту Земли 3 июня, почти через десять месяцев. Интересно, что Земля проходила точку пересечения 4 июня, примерно через с тки. А так как за сутки Земля пролетает около трех миллионов километров, выходило, что Земля и неведомое тело пройдут довольно близко друг от друга.

3

– Чудовищно! Непостижимо! – восхищался Трегубов. – Величайшее событие в астрономии! Надо немедленно оповестить академию, сообщить в газеты…

– Нет-нет, Толя, пожалуйста, никакой шумихи. Мы занимаемся серьезным делом, у нас имя в науке, именем надо дорожить.

– Милая, ты ничего не поняла? Три миллиона кило­метров! По космическим масштабам впритирку. Почти столкновение.

Трегубова схватилась пальцами за виски, как будто голова у нее заболела.

– Толя, опомнись, ты же не роман сочиняешь! Какие могут быть столкновения в космосе? Два глобуса катятся по Московской области. На какой лекции я слышала это?

Она намекала на лекцию самого Анатолия Борисовича. Добиваясь наглядности, обычно он рассказывал студентам о масштабах Солнечной системы в таких словах:

«Пространство невообразимо просторно, – говорил он, – но хотелось бы вообразить себе невообразимое. Как вы представляете себе земной шар? В виде школьного глобуса, вероятно. Чтобы показать путь Земли в том же масштабе, нам пришлось бы выйти из аудитории, начертить орбиту на мостовой, в Москве она бы протянулась по Садовому кольцу. Глобус, медлительно катящийся по Садовой, за год проходящий маршрут троллейбуса «Б», – вот модель земной орбиты.

Тут же на Садовой картофелина – это Луна. Она тоже катится по мостовой, приближаясь то к правому тротуару, то к левому.

Ближе к центру, на Бульварном кольце, еще один глобус-Венера. Еще ближе к центру, где-нибудь на Кузнецком мосту или у библиотеки Ленина, – крупный апельсин. Это Меркурий. И, наконец, на Красной площади – Солнце, внушительная ослепительная лампа, такая яркая, что на Садовом кольце от нее светло как днем и жарко как летом.

Марс – гранат, или крокетный шар, или детский мячик – тоже в городе, но за Садовым кольцом, где-то у вокзалов Белорусского, Рижского, Ярославского. Четыре вишни, сотни вишневых косточек и горсть песчинок по окраинам Москвы – это астероиды. И на самом краю столицы, на Кольцевой дороге, ее окаймляющей, – Юпи­тер. Это уже целая шарообразная комната, человек мог бы стоять в ней во весь рост. Рядом с Юпитером спутники – четыре картофелины и несколько вишен.