Мы из Тайной канцелярии

Ночами спал крепко, без сновидений, хотя иной раз перед сном невольно мечтал увидеться снова с Екатериной Андреевной, пусть даже в грёзах.

Крепко запал в его душу образ дочери Ушакова. В один день, на службе, вместо того чтобы переписывать допросный лист, Иван начал водить пером по бумаге, выводя лик той, о ком грезил. Сходство изображения с Екатериной Андреевной оказалось поразительным. Турицын, бросив случайный взгляд на творение своего товарища, сразу опознал, с кого рисовалось.

— Брось, Ваня, — тихо попросил канцелярист.

Елисеев поднял голову, недоумённо уставился на друга:

— А? Что?

— Перестань, говорю. Не по тебе сей каравай будет. Укусишь — токмо зубы обломаешь. Вернее, батюшка ейный повыбивает.

— Ладно тебе, Василий, — отмахнулся Иван.

— А вот и не ладно. Чего тут ладного? — суетливо заговорил Турицын. — Парсуну сию порви, покуда никто другой не увидел, и начинай искать другую зазнобу, а если уж совсем невтерпёж, так я тебя к девкам свожу. Они и возьмут недорого.

— К каким девкам? — не сразу сообразил Елисеев.

— К податливым, — засмеялся Турицын, а потом добавил бранное слово, после коего Ивану всё стало окончательно ясно.

— Нет, к таким не хочу, — замотал головой Елисеев. — Да и грех это.

— Напрасно отказываешься: дело молодое, нужное.

— Я с ними не могу. По любви токмо, — зарделся Иван, который и целоваться-то не умел.

— Когда ещё дождёшься, любви этой… А-а-а! Поступай, как знаешь. Токмо парсуну изничтожь, чтобы она тебе боком не вышла.

— Жалко…

— Жалко не жалко, порви! Я зря молоть языком не стану. Дельный совет даю. Прислушался бы к нему, Ваня. Веди себя должно. Ничего, окромя пользы, не будет.

Иван согласился и порвал рисунок в мелкие клочки. Потом долго сидел, задумчиво уперевшись рукой в щёку. По всему выходило — не пара они с Екатериной Андреевной. У той отец вон как высоко залетел, одно из первейших лиц в стране, кажинный день с докладом к императрице ходит. А кто таков Иван Елисеев? Не велик гусь, чего уж тут скажешь.

Однако и Андрей Иванович тоже с низов начинал. Роду был незнатного, небогатого. Всего сам добился, умением да старанием. И от этой мысли юноше стало куда веселей.

Он ещё себя проявит! В лепёшку разобьётся, но в люди выйдет. Чтобы батюшка с матушкой гордились, чтобы Екатерина Андреевна ровню в нём узрела.

Несколько дней после того случая Елисеев ходил, погружённый в мечтанья. Хотелось ему всего и сразу.

— Господи, ниспошли мне случай! — молился он, глядя на увенчанные крестами купола церквей.

И случай представился, когда Ушаков вызвал молодого копииста в свой кабинет.

— Молодец, Иван! Хоть и служишь без году неделя, да только тобой Хрущов нарадоваться не может. Справный работник, говорит. Ко всем делам прилежание выказываешь.

— Благодарю, сударь, — поклонился юноша.

— Ну а я на тебя глаз положил, после того как ты чернокнижников на чистую воду вывел. Не каждому сие дано. Сметливый ты парень, Елисеев, а мне сметливые позарез нужны. Чтобы и умные, и верные… В уме твоём я убедиться успел, а можно ли на тебя положиться?

— Всегда к вашим услугам, сударь. Можете меня испытать. Клянусь, что не подведу и доверие ваше оправдаю!

— Добро! Тогда слухай внимательно. Дело сие токмо до твоих ушей и ни к кому более относительства не имеет. Пропали у князя Трубецкого, майора полка Преображенского, драгоценности: перстенёк золотой с камешком, запонка да четыре каменья алмазных безо всякой огранки. Даю тебе поручение — татя найти, вещи возвернуть хозяину. Справишься?

— Все силы приложу.

— Тут не силу приложить нужно, умом поработать придётся.

— Дело привычное, ваша милость.

— С сего дня я тебя от прочих работ отстраняю. Занимайся только пропажей. И помни — мне о твоём расследовании кажный день придётся докладать Анне Иоанновне. Государыня, как я поведал ей о твоём недавнем отличии, велела тебя пожаловать, деньгами трактовать. Держи дар от щедрот царских.

Ушаков протянул небольшой кошель.

— Рад стараться, — щёлкнул каблуками Иван, принимая подарок.

— Всё, можешь ступать, — разрешил генерал.

Царская милость составила десять рублей. Довольный Елисеев рассказал о подарке друзьям. Незаурядное событие решили отметить в кабаке после службы.

О новом поручении Иван умолчал. Если Ушаков велел хранить задание в секрете, так тому и быть.

Кабак выбирал проныристый Хрипунов. Сложно сказать, какими соображениями он руководствовался, но первой мыслью нашего героя было, что они пришли в разбойничий вертеп.

Здесь было темно и мрачно. Солнечный свет не пробивался сквозь крепко прикрытые ставни. Тускло мерцали несколько сальных плошек и свечей. Пространство заволокло дымными клубами от дешёвого табака. Подозрительные личности бросали косые взгляды на занятый канцеляристами стол. Неодобрительный шёпот доносился из каждого угла. Служки почти не удостаивали канцеляристов вниманием, лениво выполняли заказы, норовя слупить лишнего.

Но Хрипунов чувствовал себя как рыба в воде. Похоже, он был тут завсегдатаем. Мало-помалу шёпот утих, злобные взоры посетителей исчезли, подносчики засуетились, особенно когда Иван показал им деньги.