Мы, мёртвые…

– Сделал, он это сделал… Вы видите? – неуверенно прошептал государственный муж.

– Что сделал? – Хобсон осмотрелся. – Мальчик? Он ушёл.

– Да, он ушёл. Хобсон, я… я вижу… – Сенатор потёр руками глаза. – Хобсон, может ли человек исчезнуть?

– Что? – Лоббист вытаращил глаза и открыл рот. – Человек э-э-э… э-э-э…

– Но я это сам видел! – С поразительной искренностью воскликнул Кенникотт, словно пытаясь убедить собеседника во что бы то ни стало. – Этот мальчик, он сделал… – Палец указал на большой белый постамент в центре широкой площадки. – Это было прямо там… Я… я… – Он так и не смог закончить.

– О чём это вы говорите? – Голос Хобсона стал подчёркнуто твёрдым и безапелляционным. – Всё великолепно. Идёмте! Мальчик ушёл. Мы не можем здесь оставаться.

– Идите! – Столь же твёрдо сказал сенатор. – Я останусь здесь ещё ненадолго.

Лоббист заколебался. Затем, подумав, он вынул из кармана бумаги и протянул их Кенникотту:

– Тогда вот текст законопроекта. Я позвоню вам завтра.

Сенатор даже не пошевелился. Только непонимающе сказал:

– Законопроект? Нет, нет, я не могу…

– Посмотрите на меня! – В бешенстве завопил Хобсон. – Почему вы ведёте себя как проклятый дурак? В чём дело, дьявол вас раздери?!

Кенникотт повернулся к нему с лицом белее мрамора, но ничего не сказал.

Лоббист заколебался, но потом гнев поборол его врождённую дипломатическую осторожность.

– Я ведь легко… о, небеса! Как легко я могу сломать вас. Вы еще не президент! Я полностью разрушу вашу карьеру, и вы это отлично знаете!!

– Я знаю это, – негромко произнёс сенатор. – Но этот законопроект не пройдёт, покуда я занимаю свой пост.

Он отвернулся от Хобсона и стал безмолвно всматриваться в скромного вида белый постамент перед собой. За шесть часов до того Кенникотт произносил здесь длинную патриотическую речь.

Это была гробница Неизвестного Солдата.