Мы начинаем в конце

Сначала разобраться с длиной. Приструнить маргаритки, а то ишь как разрослись. Пусть дурацкий лужок обрывается повыше середины ее незагорелого бедра. Спине следует виднеться сквозь прорехи. Дырка повыше пупка тоже не помешает. Причесываться Дачесс не стала — наоборот, разлохматила волосы. Сандалии, купленные Хэлом, от ее пинков полетели через всю комнату. Дачесс извлекла из-под кровати свои старые кроссовки. На коленке была царапина — результат бегства сквозь жесткие и высокие, в ее рост, колосья. Возле локтя — порез; Дачесс знала, что ему не зажить. Имей она бюст, еще и декольтировала бы платье спереди.

Робин и Хэл ждали во дворе. Хэл еще накануне вымыл грузовик, Робин ему помогал. Работали вечером. Намыливали, обливали чистой водой, вытирали замшей металлические бока, в которых отражалось закатное солнце.

— Боже, — выдохнул Робин при появлении Дачесс.

Хэл застыл на месте, несколько секунд таращился, затем, без комментариев, сел за руль.

Миновали чье-то ранчо, поехали параллельно линии электропередачи — ржавый железобетон столбов, гул в проводах не слышен из-за тарахтенья мотора. С восточной стороны, словно червяк, почуявший дождь, вылезла труба, чтобы ярдов через пятьсот снова нырнуть под землю.

Через десять минут попался дорожный указатель — простой столб с надписью «Штат Сокровищ».

— Там написано «сокровищ»? — уточнил Робин.

Дачесс погладила ему коленку. Не зря она каждый вечер по десять минут с ним читает. Робин умный, это уже сейчас понятно; точно не в мать уродился, и самой Дачесс скоро будет за ним не угнаться. А пока она должна уберечь его от прошлого, чтобы не опутывало ему ножки, не тащило назад, как хищный плющ.

— У нас тут полезные ископаемые.

Хэл не выпустил руля, только на мгновение оглянулся и вскинул брови, удивляясь познаниям Робина.

— Oro y Plata. По-испански — «Золото и серебро».

Робин хотел присвистнуть. Получилось у него не очень.

На западе темнел лес Флатхед; только до него было далеко, и кто там пасся, на подступах к этому лесу, в бесконечных прериях — бизоны или обычные коровы, — Дачесс разглядеть не могла.

— А еще — верховья великих рек, — продолжал Хэл. — Все реки, что текут через нашу страну, начинаются здесь.

Водные ресурсы Монтаны не впечатлили Робина, присвистывать он не стал.

Возле указателя «Кэньон-Вью Бэптист» они свернули. Ну и где заявленный в названии вид на каньон? За окном тянулись всё те же бурые прерии.

Церковь оказалась деревянная, белёная; по коньку крыши трещины, колокольня низенькая — вполне можно попасть камнем в колокол.

— Всю Монтану исколесил, пока самую отстойную церковь нашел, да? — съязвила Дачесс.

Тесная парковка была уже почти заполнена. Дачесс спрыгнула на землю, огляделась, щурясь от солнца. Милях в пятидесяти мелькали лопасти ветряков.

К грузовику приблизилась старуха — широкая улыбка, печеночные пятна, обвислая кожа, словно земля уже тянула ее к себе, плоть была готова повиноваться, и только разум, этот упрямец, не сдавался.

— Доброе утро, Агнес, — поздоровался Хэл. — Это Дачесс и Робин.

Агнес протянула костлявую руку. Робин пожал ее с великой осторожностью, будто рука могла отвалиться и его тогда заставили бы крепить ее на место.

— Что за милое платьице, — похвалила Агнес.

— Старье, — выдала Дачесс. — Я думала, оно для церкви коротковато, а Хэл сказал, самое то, святой отец будет в восторге.

Агнес удержала-таки улыбку, не дала лицу вытянуться в гримасе крайнего смущения.

Дачесс повела Робина к церкви. Возле бокового окна толпились местные ребята — все как один с прилизанными волосами и умиленными улыбками.

— Сразу видно — умственно отсталые, — бросила Дачесс.

— А мы с ними будем играть?

— Нет. Они только и выжидают, как бы похитить твою душу.

Робин глядел снизу вверх, искал в ее лице намек на улыбку. Дачесс оставалась серьезной.

— Как они это сделают?

— Заморочат тебя всякими недостижимыми идеалами.

Дачесс пригладила волосы брата и подтолкнула его к детям. Робин несмело оглянулся, получил от нее ободрение в виде кивка.

— Стрёмное платье у твоей сестры, — сказала Робину девочка примерно его лет.

Дачесс сама шагнула к изумленным детям. Все пялились на нее, только девочкин взгляд скользнул мимо. Ага, понятно — смотрит на толстуху в бейсболке с лиловым козырьком.

— Это твоя мама?

У Дачесс в голове уже оформилась обидная фраза.

Девочка кивнула.

Робин взглядом молил: пожалуйста, не надо.

— Нам пора, — сказала Дачесс. Оскорбление пришлось проглотить.

Робин выдохнул.

Они заняли последнюю скамью.

Вплыла Долли на каблучищах и на волне парфюма; подмигнула Дачесс.

Робин сидел между ними, докучал Хэлу вопросами о Боге, ответов на которые не знает никто из живущих.

Священник говорил складно. Рассказывал о дальних странах, где воюют, голодают и оскверняют само понятие доброты. Дачесс не вслушивалась, пока он не перешел к теме смерти, пока не завел про новое начало и Божий замысел — его, типа, разумом не постичь, а потому и сомнения в нем недопустимы; он, типа, когда свершится, тогда всех и озарит пониманием. Робин слушал, завороженный. Дачесс отлично знала, о чем он думает.