«Мы не дрогнем в бою». Отстоять Москву!

– О, парторг с комсоргом, неразлучные друзья, – пробасил Фроленков. – Садитесь на лавку, – он видел их обоих днем и поговорил подробно с каждым.

Вошли, крякая с мороза, еще несколько человек.

– Дзешкович, минометчик? – спросил Фроленков.

– Так точно, товарищ майор, – ответил краснощекий лейтенант.

– Командир полковой батареи старший лейтенант Денисенко… Комиссар батареи младший политрук Василенко, – представились двое молодцеватых командиров в хорошо подогнанных шинелях.

– Товарищ майор, младший политрук Василенко с нами с августа воюет, – сказал комиссар полка Михеев. – Командир батареи новенький, но тоже с боевым опытом.

Фроленков поздоровался с каждым, предложил сесть.

В госпитале он часто думал, как вернется в свой полк, мечтал об этом и мысли не допускал, что попадет в другую часть. Поэтому был искренне рад, когда из управления кадров фронта его направили в родной полк.

Фроленков знал, что полк трижды попадал в окружения, вышел из последнего с тяжелыми потерями, поэтому боялся, что из своих старых командиров никого не встретит. А тут – живы оказались многие, кого он хорошо знал и любил. И Михеев с Тарасовым, с которыми он формировал полк, и комсорг полка Александров, заметно возмужавший за это время. Адъютант командира полка лейтенант Рак, который тогда, в июле, когда Фроленкова ранило, сумел вывезти и сдать его в госпиталь. Старший лейтенант Новиков, первый помощник начштаба. Фроленков любил его за холодный трезвый ум не по годам, уважал, как отличного штабиста. Начальник штаба в полку был третьим за четвертый месяц, а помощник оставался все тот же, одно это вызывало у Фроленкова уважение к Новикову.

Майор Фроленков еще на построении и марше узнал в лицо многих старых бойцов-арзамасцев, нескольких человек взводных, но большинство в строю стояли незнакомые.

За четыре месяца войны из строя выбыло шесть командиров батальонов, среди них такие опытные, как капитаны Козлов, Елькин, Терехин. Теперь батальонами командовали мальчишки-лейтенанты.

Хотя какие это батальоны – с роту каждый. Фроленков всегда любил и уважал смелых и отчаянных, но ценил и опыт. Ему сразу понравились оба комбата, но закралось и сомнение: сумеют ли они четко управлять своими батальонами в такой сложнейшей обстановке, когда решается судьба войны?

Пригласив всех к разложенной на столе карте, майор Фроленков поставил задачи командирам батальонов, артиллеристам и минометчикам:

– У вас, Савин, участок обороны вдвое больше, потому что у Нагопетьяна танкоопасное направление. Но тоже быть готовыми встретить и танки. Оборону строить отдельными опорными пунктами. Завтра с утра все с тобой наметим вместе. Ну а тебе, Нагопетьян, – Яблоново. Тут и переправа через реку, и немцам кратчайший и наиболее удобный путь. Денисенко, здесь четыре орудия поставите. Зарываться в землю капитально и стоять насмерть, а то придется еще и родную арзамасскую земельку покидать. Вам, товарищи коммунисты, довести до каждого бойца, подчеркиваю – до каждого, мысль, что это последний рубеж. От нас зависит сейчас судьба Родины, чтобы это поняли все.

Сдал свои полномочия командира полка и капитан Шапошников. С 9 августа он считался временно исполняющим обязанности командира полка. Несколько раз предлагал ему полковник Гришин утвердить в должности постоянно, но всякий раз Александр Васильевич отказывался. Штабная работа ему была больше по душе, на командной же требовалось и больше чисто физических качеств, а со здоровьем у Шапошникова было неважно: мучили боли в желудке. Перед Гришиным свой отказ он мотивировал и тем, что по званию не может быть командиром полка. Полковник Гришин понял, что Шапошникова не уговорить. А тут как раз Крейзер предложил нового командира полка, и Гришин, решив, что хуже не будет, если Шапошников останется начальником штаба, быстро смирился с этим. А после первого же разговора с новым командиром полка был и рад, что заполучил к себе в дивизию такого человека.

Новый командир 771-го стрелкового полка 39-летний майор Гогичайшвили, высокий, красивый грузин в отлично сидевшем новом белом полушубке, показался Шапошникову таким свежим, что он невольно подумал: «Майор на фронте еще не был».

Поздоровавшись с Шапошниковым и Наумовым, Гогичайшвили сказал:

– У меня раньше полк был с такими же цифрами, только в другом сочетании. У вас семь-семь-один, а у меня семь-один-семь. Когда об этом узнал, было такое чувство, что вернулся в родной полк.

– А где вы раньше воевали, товарищ майор? – спросил Шапошников.

– Под Себежем начал, потом у Полоцка. В сентябре ранен. Госпиталь. И вот назначен сюда.

– Не о вас ли как-то статья была в «Красной Звезде»? – спросил Наумов. – Что-то фамилия ваша показалась знакомой.

– Да, как-то летом писали. Это о том, как мы под Себежем немецкий полк расколошматили. А вы где воевали? Расскажите хотя бы кратко о пути полка. И давайте обращаться не по званиям. Не люблю я этого. Малхаз Ираклиевич, – протянул Гогичайшвили руку Шапошникову.