«Мы не дрогнем в бою». Отстоять Москву!

– Чего опять привез, Александр Петрович? – спросил его Шапошников.

– Табачку три сутодачи, двадцать мешков картошки, десять – муки, маргарину, консервов рыбных ну и – водчонки, конечно. Тоже надо. Теперь у нас все есть, можно воевать, – довольно сказал Степанцев.

В тылах 409-го стрелкового полка четверо медиков – Богатых, Хмельнов, Гуменюк и Пиорунский – решили сходить в гости к капитану Набелю.

– Не виделись, почитай, три месяца, как в окружение попали. Давайте сходим, – предложил Иван Богатых, – может быть, кониной угостит.

Капитан ветеринарной службы Набель, или конский доктор, как он любил себя называть, гостей не ждал, но был рад увидеть знакомые лица.

– Антоныч! – обрадовался Богатых, увидев его у блиндажа, похожего на нору. – Мы слышали, что ты в полку, а никак что-то не соберемся повидаться.

– Ездил в колхозы лошадей получать, потому и не было меня, – Набель дружески поздоровался с каждым, – да и сейчас дел много. Ну, да и у вас скоро работы будет много. Заходите. Посидим.

Они забрались в тесный блиндаж, сели у маленькой железной печурки.

– Живой, значит, Антоныч? А как ты от нас тогда оторвался? – спросил Богатых Набеля.

– Это вы от нас оторвались, ушли куда-то в Тулу. А я на Щигры вышел, как и вся дивизия.

– Так мы же с полком шли, – сказал Пиорунский.

– С полком… – протянул Набель. – А я вот тогда оказался вообще один без всякого полка и ждал вас здесь целый месяц.

– А мы вышли к Косой горе, это под самой Тулой, – начал объяснять Богатых, – как раз седьмого ноября. Фронт прошли без выстрела, да и стрелять-то было уж нечем, по обойме на брата оставалось. Привыкли ходить по болотам, что долго по полу и ступать казалось твердо. Были мы все как французы в двенадцатом году. Князев перед расставанием с бойцами устроил смотр, даже что-то вроде парада, местных жителей много собралось, а мы все в рванье стоим, перевязанные.

– Да, похудели вы все – смотреть страшно, – сказал Набель.

– Это еще что, – Богатых кивнул на Гуменюка: – Иван Иваныч из пончика вообще в прошлогодний соленый огурец превратился.

– Пиорунский тоже, гляжу, стройный стал, – усмехнулся Набель, – один кадык остался.

– Ну, и как ты управляешься со своими лошадками? – спросил Богатых.

– Одно горе с ними, – ответил Набель, – кормить нечем, а есть такие одры, что ткнешь – она шатается. Болеют. Особенно потертостей много. Сбруя плохая, да и той не хватает. Вожжей – и то не найти. Послали делегацию в тыл за сеном, а они не столько сена, сколько самогонки привезли. Ковать надо давно, а нечем… Давайте лучше о мирной жизни поговорим.

– Да, у нас тоже несладко живется, – сказал Пиорунский. – Вши замучили. Да какие-то они живучие, ни мороза, ни жары не боятся. А немцы – вообще! Видел я недавно троих пленных, до того их вши закусали, что скинули они шинельки, мундиры – и ну их ногтями давить, только треск стоит. Как это у нас еще тифа нет, удивительно.

– В медсанбате бывали? – спросил Набель. – Я слышал, что там врачей много новых, медсестер интересных.

– Бывали, – ответил Пиорунский. – Новый хирург Комоцкий. Колесникова, тоже хирург.

– А про Шестакова слышали? Тоже в медсанбат перевели, – сказал Богатых. – Он же раньше в батальоне связи был. Хороший, говорят, терапевт.

– Эх, ребята… – грустно сказал Гуменюк, – даже не верится, что недавно мы были студентами, в белых халатах ходили, руки мыли с мылом. Все бы отдал, чтобы хотя бы на денек в Краснодар попасть… В этом году ни одного гарбуза не съел.

– Размечтались о чем, – протянул Набель. – Я вот мечтаю, как бы на соломе поспать, а он о гарбузах. Да скажи мне в июне перед отправкой на фронт, что через пять месяцев я не на Ла-Манше буду загорать, а в снегу под Тулой замерзать – в глаза бы плюнул…

Так и беседовали приятели вечером перед наступлением. А к ночи разошлись по своим местам, чтобы утром опять перевязывать раны, слышать стоны и крики, видеть кровь и безмерные страдания…

Полковник Гришин в ночь перед наступлением не спал. Хотя к бою все было готово – все шесть батальонов его дивизии могли подняться и пойти в атаку по первому сигналу, – сон не шел. Не спал он и потому, что ждал от генерала Крейзера нового диковинного оружия – гвардейских минометов.

Гришин пошел на КП и окликнул дремавшего у аппарата связиста.

– Гаврилов! Дай командующего.

Связист покрутил ручку аппарата, подал трубку и отошел в сторону.

– Алексей, – растормошил Гаврилов своего напарника Коробкова.

– Что? Смена?

– Нет пока. Полковник Гришин пришел, один. Спроси его насчет Героя-то.

Коробков почувствовал в голосе Гаврилова насмешливый тон и снова закрыл глаза.

Связисты изредка подшучивали над Коробковым, когда к ним приходил полковник Гришин.