Мы не увидимся с тобой...

– Как тебе известно, я нахожусь на службе не у редакт-торов, а у от-течества. Жизнь мне не д-дорога, жила бы г-газета. По первому вп-печат-лению думаю, что он ее в гроб не загонит. Для начала дал ему понять, что об-богащать его своими отрицательными впечатлениями от прежнего начальства не намерен. Не знаю, кто ему п-посоветовал сразу же поговорить со мной, но кто-то п-посоветовал. То, что я не ругал ему ст-тарого редактора, а наоборот, желая под-дразнить, хвалил, не помешало ему выслушать меня со вниманием, что я и занес в его кондуит как первую «п-пятерку».

– Почему он вызывает меня? – спросил Лопатин.

– А вот и т-твой, а теперь, к его неудовольствию, мой Василий Иванович, – вместо ответа сказал Гурский, увидев въезжавший во двор «виллис». – Самое время для неожиданного п-поворота сюжета нашего разговора в духе О`Генри. Позд-дороваемся и пойдем в дом. Только не забудь взять у него водку, потому что мне, как я подозреваю, он ее не д-даст.

Василий Иванович слез с «виллиса» и сразу же обратился к Лопатину, подчеркивая, что покуда его начальство еще Лопатин, а не Гурский:

– Когда поедем на аэродром? В пять, без перемены, как вы сказали?

– Без перемены, – подтвердил Лопатин.

– Я тебя провожу, уд-достоверюсь, что ты действительно улетел, – сказал Гурский.

Василий Иванович недовольно крякнул в темноте, – наверное, предпочитал поступить под команду Гурского на несколько часов попозже.

– А вы ужинали? – спросил Лопатин.

– Ужинал в автороте.

– Где спать будете?

– На дворе, у машины. Погода хорошая.

Гурский подтолкнул в бок Лопатина, напоминая про водку.

– Василий Иванович, у вас где-то в машине моя фляжка, – сказал Лопатин.

Василий Иванович молча пошел к «виллису» и принес флягу.

– Будить вас?

– Думаю, сам проснусь, но на всякий случай – в полпятого.

Василий Иванович вернулся к «виллису», а Лопатин вслед за Гурским зашел в дом. Оказывается, там внутри, за завешенными окнами, горела керосиновая лампочка с прикрученным фитилем. Гурский сел за стол и прибавил свету. Теперь, при свете, стали видны пожитки корреспондентов, засунутые под хозяйскую двуспальную кровать, под лавку и раскладную парусиновую койку. На столе лежала начатая буханка хлеба, стояла тарелка с тремя котлетами и стаканы.

– Хозяев нет, а наших гавриков, по моим сведениям, стоит здесь п-пятеро, – сказал Гурский, – но четверо в отъезде, а п-пятый, как я тебе уже сказал, отбыл по личным делам, так что никто нам не помешает развить об-бещанный сюжет.

Взболтнув во фляге водку, он налил себе в один из стоявших на столе стаканов и, кивнув на другой, вопросительно посмотрел на Лопатина.

– Не б-брезгуешь, что уже пили из него до тебя?

– Наливай, – сказал Лопатин.

– П-поставь, – остановил его Гурский, когда он поднял стакан с налитой в него водкой. – Если помнишь, когда-то, п-прибыв тебе на смену под Калугу, я сообщил тебе, что у тебя в семье – дело д-дрянь. На этот раз наоб-борот, я п-прибыл как добрый вестник. Ты сп-просил, почему тебя вызвал наш новый ред-дактор. Главным образом потому, что в Москву п-приехала из Т-ташкента твоя Нина Ник-колаевна, и я ему объяснил про нее – что она твоя невеста, что она п-приехала всего на две недели и ты должен успеть ее п-повидать.

– Ты что, серьезно? – спросил Лопатин, опешивший и от самого известия, и от показавшегося нелепым слова «невеста».

– Как нельзя б-более. Она приехала, пришла прямо с п-поезда в редакцию и спросила, где ты и когда будешь в Москве. И хорошо тебе известный Лева Ст-тепанов сделал ед-динственно разумное, немедленно послав ее ко мне – Погоди, я д-договорю. Мне очень понравилась эта твоя женщина, которая назвала себя Ниной Ник-колаевной. Если бы ее вст-третил в Ташкенте не ты, а я – я бы на ней женился.

Он сказал это непохоже на себя, без иронии, даже грустно и, словно спохватившись, добавил уже обычно по-гаерски:

– Немедля и без рассуждений. – Добавил и снова стал серьезным. – За это, за твою т-так называемую личную жизнь, и выпьем. Все остальные п-подробности – потом.

– Как мамины кот-тлетки? – спросил он после того, как они выпили и закусили.

– Как всегда, на должной высоте.

– Мама очень просила меня не есть их неп-подогретыми, но боюсь, что нагревать их по одной над этим ламп-повым стеклом было бы слишком долго. А теперь – п-подробности: твоя Нина Ник-колаевна сказала мне, что будет жить эти две недели на квартире у какой-то артистки, у которой ты бывал и знаешь ее, а потом поедет обратно в Т-ташкент, и когда я ее сп-просил – а что д-дальше? – то из ее неоп-пределенного ответа понял, что, кажется, это зависит от т-тебя. С чем тебя и я поздравляю.

– Как она выглядит?

– Я уже сказал тебе, что женился бы на ней без п-промедлений. Что тебя бесп-покоит? – спросил Гурский, глядя на Лопатина, начавшего считать про себя: когда же приехала в Москву Ника? По словам Ефимова, телеграмма целую неделю лежала в штабе фронта, потом пошла в армию, потом его искал Ефимов, потом он ехал сюда. Выходило, что Нике оставалось жить в Москве всего два дня.

– Считаю – застану ли?