Читаем Мы никогда не умрем полностью

Мы никогда не умрем

— И что ты, покажешь им огоньки и расскажешь про сов? — проворчал Вик, все еще настороженный чужим присутствием.

Впрочем, запрещать ему говорить мальчику не хотелось. Как же, наверное, этому голосу будет одиноко, если даже он не станет с ним говорить? Он ведь не может завести себе других друзей.

«Нет. Я не думаю, что могу показывать собакам огоньки», — со странным сожалением произнес голос.

— А что тогда делать? Собаки кусаются.

У него на плече и правда все еще ныл желтеющий синяк. Он понимал, что пес просто слегка прикусил, но боль донимала тяжелой пульсацией еще неделю.

«За хлевом, в мешках хлебные корки. Твой отец их привез из столовой в городе. Возьми несколько и иди к собакам».

— Они не станут есть хлеб. Папа им что-то варит…

«Они голодны, Вик. Они будут есть все, что ты им дашь», — в голосе говорящего скользило осуждение? Печаль? Или Вику только показалось?

Он, пожав плечами, вышел из дома.

На улице еще не собралась душная жара. Солнечный свет путался в пышных кронах высоких деревьев, растущих за забором.

У деревьев плотные, темно-зеленые листья. Мощные ветви, тянущиеся к небу и шершавые, темно-серые стволы.

Вик любил смотреть на деревья. И не любил смотреть на двор.

Во дворе куча ржавого хлама, запущенный огород и редкая, вытоптанная поросль травы. Иногда то тут, то там появляются цветы. Нежные, несмелые, будто бабочки, замершие на земле. Он никогда не рвал цветов.

В хлеву что-то хрюкало и повизгивало.

Вик поморщился. Он не любил свиней. Боялся их, а еще неосознанно ревновал. Свиней отец любил. Этих розовых тугих чудовищ с человеческими глазами и зубами.

«Тебе не нужно заходить к свиньям. Но и бояться их незачем, это просто животные».

— Тебя послушать, так ничего не нужно бояться! И свиней, и собак, и темноты! Самый смелый? — голос начинал раздражать.

Может, он еще и считает его трусом, раз не желает разделять его страхов?

«Нет. Я ужасно боюсь… других вещей», — так же спокойно ответил голос.

— Каких же? Боли? Воды? Насекомых?

«Боли. Боюсь сделать кому-то больно».

— И что в этом страшного? Не тебе ведь больно, — возразил Вик, но тут же осекся.

Как-то он толкнул сестру. Не помнил, почему. Вроде даже не со зла, они просто заигрались. Она упала, ударившись спиной об угол стола. И прежде обжигающего стыда пришел морозный ужас. Он ведь точно знал, что она ничего себе не сломала, и что она не станет говорить родителям. Но страх перед причиненной им болью полоснул, как плетью. И потом пришел стыд — болезненный, но понятный.

«Я боюсь превратиться в кого-то, непохожего на себя. Я еще не понял, кто я, и что здесь делаю. И сколько это продлится. Так что можно сказать, что я еще боюсь смерти», — продолжил голос.

— Как ты станешь не похожим на себя? Вот ты есть, ты что-то хочешь и делаешь, как хочешь. Поступаешь, как думаешь, пра-виль-но поступать. У тебя же всегда есть выбор, — сказал Вик, с усилием развязывая веревку на мешке.

Слово «правильно» ему нравилось. Хорошее было слово, жаль, что вокруг все было совсем, совсем неправильно.

«К сожалению, выбор у нас есть не всегда. Эту не бери, видишь, вон на той плесень. Ищи те, которые плесенью не пахнут», — посоветовал голос.

— Ты же сказал, они все съедят?

«Мы же собираемся с ними дружить, а?»

Дружба с собаками казалась Вику чем-то абсурдным. И вообще этот ничего не понимает. С него бы сталось вчера выйти в коридор и погладить того монстра с тысячей глаз. И назвать его «Пушистиком».

«А между прочим — ты стал бы бояться кого-то, кого зовут „Пушистиком“? И откуда ты знаешь, что монстр не хочет с тобой дружить?» — беззлобно усмехнулся собеседник.

«Пушистик», ну надо же! Зачем с ними дружить, с монстрами? Уж точно не от одиночества они становятся такими страшными, полными жажды чужой боли. И нечего искать в них хорошее.

Он сложил выбранные корки в чистое, пластиковое ведро. Отец обычно пользовался другим, металлическим, оно было больше и гораздо тяжелее.

Первый пес поднялся с пыльной земли, стоило Вику выйти из-за сарая.

Пес прижал уши и глухо заворчал.

— А ты можешь… как с чашкой?

«Могу. А если я завтра исчезну — так и будешь бояться собак?»

— Да, — просто ответил Вик, делая еще один шаг к псу.

С тихим звоном цепи поднялась вторая собака. Она не рычала, только скалилась, прижав уши.

«Как зовут собак?» — внезапно спросил голос.

Вик чувствовал его ровное спокойствие. Вставшие с земли, ощерившие загривки и оскалившие клыки, псы и правда ничуть его не тревожили.

— Правого зовут Правый, а левую — Левая.

«Они отзываются?»

— Нет, они… они не знают, как их зовут. Папа с ними не разговаривает.