– Я подпишу, если вы потанцуете со мной, – зачем-то сказала я.
С раннего детства я занималась танцами, а последние десять лет у меня была своя школа. Я учила танцевать латинские танцы. Но мой любимый – танго, страстный, жгучий, пламенный.
– Я с удовольствием станцую с вами, Милена.
Я подписала согласие на операцию. И в этот же день мы отправились в ближайший ресторан. Глеб позаботился о моем наряде. По выражению лица врача я поняла, что он был категорически против, но мне нужен этот танец, мой первый танец с ним.
– Глеб, это же вы врезались в мою машину в прошлом году?
Мужчина хотел ответить, но я его перебила:
– Нет, подождите, я вас не виню, – я накрыла его губы, такие мягкие и теплые, своей ладонью. – Я хотела только узнать… как щенок, он жив?
Мужчина улыбнулся и ответил:
– Да, Милена, он живет у меня, и он уже не щенок. Вы спасли ему жизнь.
Глеб
Милена умерла у меня на руках, она станцевала свой танец со мной. В больницу я не успел ее привезти. Глупый, нелепый пес, которому она подарила вторую жизнь, ходил вместе со мной на ее могилу еще много лет.
Ах осень, учеба, дождь и столько мук,
и вдруг в окно раздался стук.
Стук повторился вновь, еще-еще,
А за окном уже темно…
Кто, запоздалым гостем может быть?
Да под дождем решил бродить,
Камнями в окна запускать –
Ранимых девушек пугать.
Я нерешительно пройдя к окну,
Вдруг, что-нибудь да угляжу?
А на площадке, во дворе, стоял
Известный всем наш хулиган.
И кулаком так погрозя,
Взглянула лишь сердито я.
На что наш всем известный шпан
Так заразительно захохотал.
Махнул рукой мне, приглашая,
Под ливень выйти предлагая.
Прошла к двери и, плащ схватив,
Стала дожидаться лифт.
А мысли все смешались в голове,
Зачем позвал, на долго ли?
Вот трелькнул лифт, открылась дверь,
А дождь в лицо стал бить как зверь.
Под курткой что-то бережно держа,
Навстречу быстро побежал.
Щенка достал он из-под куртки,
И не стесняясь сунул в руку.
А на вопрос, зачем, сказал:
«Он, как и ты, один скучал».
И вновь взглянула на щенка,
Ему, как мне, надо тепла.
Подарок нежно прижимая,
Одной рукой слезу стирала.
Другую щеку парень сам
Так трепетно поцеловал…
Когда смотрел, как она уходила, я был уверен, что больше никогда в этой жизни ее не увижу. И я не ошибался, в этой жизни она не вернулась, но никто ничего не обещал про следующие…
1 марта
Я не мог дать объяснение ее поведению, ее характеру. Работая душевным лекарем более десяти лет и имея за спиной большой опыт, я не мог проникнуть в ее мир. Она оставалась для меня закрытой книгой.
Мне встречалось немало людей с суицидальными наклонностями, которые постоянно говорили о самоубийстве, думали о смерти. Но не могли наложить на себя руки, им было жаль себя, они боялись быть проклятыми. Такое можно вылечить, ведь это заложено лишь у них в голове. Прогнать старые, опасные мысли и заменить их новыми, так сказать, еще не применяемыми идеями, приправить это мечтами – и все, новый человек.
Обычно такие люди переезжают из мест, где ранее жили, с которыми связаны плохие воспоминания. Будь то квартира, район или город. Но с этой пациенткой было все гораздо сложнее. Многие часы проведенной терапии не дали результата, она как-будто явственно видела иной мир, рассказывая мне о нем, как о реальном…
10 июня
Ее волосы были собраны в небрежный пучок, а кожа бледна как снег за окном. Яркие малиново-обкусанные губы были одной из двух выделяющихся деталей, второй – глаза. Черные глаза, засвеченные редким в этих краях солнцем, сейчас являлись драгоценными камнями. Она больна, но физически ли? Я смотрел и не мог понять, какая же болезнь идет с ней под руку всю ее жизнь.
Ромашка. Ромашковый чай. Она всегда пьет его, отказывается принимать какие-либо лекарства. Постоянно задумчивая, словно ее нет в этом мире. Казалось, притронешься – и она тут же исчезнет, испарится как дымка.
18 июля
Холодный климат перестал волновать меня. Я перестал ощущать его. В этом месте время идет иначе, словно замирая моментами. Единственное, что меня беспокоило, – непонятный вой, сквозняком проносящийся по коридорам особняка. Бывало, я сидел в библиотеке, увлеченный чтением редкой книги, а скрипы и шорохи заставляли пробудится как ото сна. Я откладывал книгу на столик и внимательно вслушивался, но никак не мог разобрать, где находится источник звуков. Выходя в коридор, я обнаруживал, что шум был обыкновенным сквозняком, проносящимся от открытого окна. Со временем меня стало завораживать, а не пугать то, что происходило в этом доме…
Еще я слышал шаги, об этом говорили скрипучие доски, но каждый раз, когда я оборачивался, скрип стихал и позади себя я видел пустынный коридор. Я жил в этом месте мечтая разобраться во всем, что здесь происходило. В людях, вещах, звуках. Узнать ее, любившую танцевать под дождем… Во всем!
31 декабря
Едва я занес руку, чтобы постучать, как за дверью послышалось отчетливое:
– Входите.
На пару секунд задержавшись, будучи весьма удивленным, я открыл дверь и неспешно зашел.