Мы с истекшим сроком годности

Карли старается вглядеться в лицо незнакомки, она так же, как и все остальные, находится в замешательстве. Кто эта женщина? Подруга Джона? Таинственная сестра? Или же… любовница?

Поскольку в конверте нет ни письма, ни записочки, мы начинаем искать ответ в самих фотографиях. На оборотной стороне одной из них, мы замечаем надпись: «Я нашел ее. Мерелин. Но ее настоящее имя – Анна Хэльман». А под этими словами выведен адрес.

Лицо Карли побледнело. Ей все стало ясно, и, кажется, это ее шокировало. Она смотрит округлившимися глазами на фотографии, а потом о них начали разбиваться слезы, непрерывным потоком льющиеся из ее глаз. Я, как и все, боюсь нарушить тишину, мы все смотрим на нее, и с каждой новой ее слезой нам становится тревожнее.

Вдруг Карли бросает фотографии к себе на колени, хватается за колеса и начинает стремительно удаляться от нас. Мы срываемся с места и несемся за ней.

Настигаем ее лишь на улице. Карли рыдает взахлеб. Впервые вижу ее такой слабой, ранимой, беззащитной.

Мне хочется рыдать вместе с ней, до сих пор даже не догадываясь о причине ее горьких слез.

Хотя меня вовсе не причина волнует, а то, что ей в любой момент может стать еще хуже, ведь такой эмоциональный всплеск для нее столь же губителен, как крепкий табак для больного туберкулезом. Я чувствую, как повышается ее давление, как кровь стучит в ее висках, а сердце из последних сил старается перекачивать бушующую кровь. Но я ничего не могу сделать, за что сильно себя презираю. Я будто вернулась на несколько недель назад, когда только познакомилась с Карли, когда еще называла ее Скарлетт дрожащим писклявым голосом.

Фелис несется со стаканом воды, а Эдриан достает из аптечки успокоительное, берет воду и осторожно подкрадывается к Карли.

– Выпей, пожалуйста.

Карли, задыхаясь от слез, медленно тянется к стакану, закидывает таблетку в рот и запивает ее. Кажется, это немного ее отвлекает, и она потихоньку успокаивается.

– Кто эта женщина, Карли? – пользуясь случаем, тихо спрашивает Эдриан.

Карли протирает мокрые глаза и тяжело вздыхает, вновь уставившись на фотографии.

– Это моя дочь.

– Я осуждала отца Филиппа за то, что тот бросил сына, но сама я не лучше. Я совершила самую ужасную ошибку в своей жизни, за что расплачиваюсь по сей день… Я бросила своего ребенка.

Когда мне было пятнадцать лет, я узнала о том, что беременна. Эта новость, разумеется, не обрадовала моих родителей. Мы были знатной семьей, и если бы кто-то из знакомых узнал о моем положении, то это было бы позором для всего нашего рода. Отец приказал избавиться от ребенка в тот же день, когда я его о нем оповестила, но срок был довольно серьезным, так что об аборте и речи не было. И моя мать предложила следующий вариант: они отправляют меня в деревню, где я должна прожить оставшиеся месяцы беременности, родить, а всех родственников и знакомых оповестят о том, что я уехала в школу-пансион, что находится в Бристоле. Если я не соглашусь на эти условия, то меня с позором выгонят из дома, и я лишусь своей семьи навсегда. Я была так напугана и без лишних раздумий согласилась, даже не спросив о том, какова будет судьба моего ребенка после родов.

Находясь в деревне, я чувствовала себя счастливой. Живот все рос и рос, я начала ощущать своего малыша, а когда он стал пинаться, я и вовсе плакала от счастья. Я полюбила его всем сердцем. Я разговаривала с ним по вечерам, а он или она, казалось, меня слушал и отвечал мне то тихим бульканьем, то резким толчком.

Я родила девочку. Даже дала ей имя – Мерелин. Я рассматривала ее несколько дней. Клянусь, рассматривала, как будто передо мной было что-то диковинное, не из этого мира. Мерелин была такой красивой.

Спустя несколько дней наш покой исчез навеки, когда в дом ворвались мои родители. Я кормила Мерелин, а они ее выхватили из моих рук, словно вещь, с такой ненавистью и даже омерзением. Я вцепилась в отца, умоляя отдать мне моего ребенка, но мать оттаскивала меня от него, а отец с хладнокровным лицом покинул дом.

Я рвалась за ним, но объятия матери, словно стальные цепи, удерживали меня, и я не могла сдвинуться с места. Больше я не видела Мерелин.

Я долго вымаливала от родителей хотя бы одно словечко, где Мерелин, и вообще жива ли она? От последнего вопроса по моему телу всегда проносилась жуткая дрожь.

Прошло несколько лет, я встретила Джона, вышла за него замуж. Все эти годы я не жила, я пыталась жить. Жить как прилежная студентка, дочь, жена. Мысли о Мерелин и боль, величиной с Техас не покидали меня ни на минуту.

Мы много лет пытались завести детей, но ничего не выходило. Истинной причиной того являются тяжелые роды, повлекшие за собой необратимые последствия. Я рассказала Джону правду. Выложила ему все, как оно есть, ожидая от него бурную реакцию и желание подать на развод. Но Джон меня удивил. Он улыбнулся и сказал: «У нас не может быть детей? Нет, Карли, ошибаешься, у нас уже есть ребенок. Осталось его только найти».

Тогда я не отнеслась серьезно к его словам. Но теперь…