Мы с Серёжкой близнецы

У меня вчера велосипед украли. Вот как! Поехала я к бетонке — где военные машины ездят. А за этой бетонкой — поле. И там цветов много. Ну, я пошла по полю, велосипед тащу и цветы собираю. Неудобно очень. И вдруг смотрю — горка. Конечно, мне с велосипедом на эту горку не влезть. А может, там самые лучшие цветы растут? Я велосипед положила в траву и пошла на горку. Ничего там особенного нет, но вижу — с другой стороны дяденька траву косит и мне чего-то головой качает. Я к нему.

— Ты что же свой велосипед бросила?

— А что с ним будет? Сейчас возьму.

— Смотри, как бы он не уехал.

Смешной какой дяденька: куда же велосипед без человека уедет?

Дяденька стал косить, а я за ним иду и скошенные цветы подбираю. Потому что вечером мама приедет, мы эти цветы в банку поставим, и она обрадуется. А дяденька говорит:

— Идём всё-таки посмотрим, что с твоим велосипедом. Неспокойное моё сердце.

Приходим — а его нету.

— Ну вот, — говорит дяденька. — Так я и знал. Свистнули.

— Кто свистнул? Никто и не свистел. Я не слышала.

— Ох ты, дурочка. Украли велосипед-то. Украли, и всё.

А я не верю.

— Как это украли? У нас же коммунизм.

А дяденька почему-то рассердился.

— Коммунизм, — говорит, — тогда будет, когда всех растяп выведем. Вроде тебя.

Искали мы, искали — нет велосипеда. Я иду домой и плачу. Что теперь маме-то сказать? Велосипед, конечно, нам уже мал. Серёжке уже «Орлёнка» купили. А мне рассчитывали этим летом не покупать. Думали, я на маленьком прокатаюсь. И вот — пожалуйста. Где он, маленький.

Прихожу домой: мама уже приехала. Её Серёжка на «Орлёнке» встречал. Добрая такая.

— Что, — говорит, — моя доченька невесёлая?

Пришлось сознаваться. Но мама не особенно ругалась. Только говорит:

— Люди вы, люди. Думаешь — вы большие, а вы ещё совсем у меня некудышные. Вот и выходит, что теперь всё лето будешь без велосипеда сидеть.

Это плохо — без велосипеда. Но что поделаешь — не надо быть растяпой. Только Серёжка будет кататься, а я что? Мне ведь «Орлёнок» велик. А маленького уж нет велосипеда. Нет. Ну, ничего. У нас рядом мальчишки живут — они, может, дадут покататься. Я-то им давала раньше. Когда ещё не украли. Ещё не свистнули когда.

Мама, наверное, потому добрая, что мы с утра пол вымыли. И всё в комнате убрали. Мама, конечно, сварила нам обед. Написала на бумажке, что когда есть. Выстирала любимый Серёжкин комбинезон. И говорит:

— Давайте спать ложиться. А то мне завтра вставать в шесть часов. Пока это от вас до города доберёшься. Завтра вечером папа приедет. Ничего, недолго осталось вам одним управляться. Вот сдам экзамены — и к вам перееду. А потом и папа в отпуск пойдёт.

Это правда, надоело нам тут одним сидеть. В городе мы скучали — и здесь уже соскучились. Сначала мама хотела нас в лагерь отправить, но пока она собиралась, у папы на заводе уже разобрали все путёвки. А в городе невозможно скучно стало. Бубнов в лагере, Галя в Крыму. Мы с Серёжкой только и делали, что дрались. Вот папа и отвёз нас сюда, в Токсово. Ему один товарищ с их завода предложил: пускай, говорит, твои дети поживут у меня на даче. Всё равно там сейчас пусто. Вот мы и живём. Каждый вечер кто-нибудь приезжает — или папа, или мама. А днём мы одни.

Сегодня утром мы проснулись — нет мамы. И папа только вечером приедет. День длинный-длинный. Купаться идти нельзя — одним не разрешают. Серёжка сел на «Орлёнка» и уехал. А я пошла к Анне Петровне — соседней старушке — в огород. Мы с ней морковку полем и песни поём. Хорошие пели песни — «Степь да степь кругом» и ещё «Подмосковные вечера». Весёлая старушка! У неё внучка такая, как я, в городе Витебске.

Вдруг слышу — Толька соседний меня кричит. И Валерка с ним. Я побежала. А Толька спрашивает:

— Машка, хочешь на велосипеде покататься?

— Хочу.

— Скажи плохое слово, тогда дам.

— Какое плохое?

А он как скажет! Такое слово только пьяные говорят.

— Не скажу.

— Ну как хочешь.

И пошёл с велосипедом. И Валерка с ним. А мне так захотелось на велосипеде покататься!

Я кричу:

— Постой, Толька!

И сказала плохое слово. А они мне дали велосипед. Но мне совсем расхотелось кататься. Всё-таки я села и поехала. И как раз навстречу наш Серёжка едет.

— Откуда у тебя велосипед?

— Толька дал.

— А чего ты злая?

Я на Серёжку посмотрела — и как зареву. Потому что мне стало обидно на Тольку — я ведь ему без всяких слов велосипед давала. А он вот как! Ну, конечно, Серёжка у меня сразу спросил, как было дело. Я и сказала.

А он говорит:

— Я тебе сейчас же по шее как тресну! Ясно? Слезай с велосипеда.

Я слезла. Но он не треснул. Взял этот велосипед и ведёт оба — свой и Толькин.

— А Толечке твоему, — говорит, — ноги вырву, палки вставлю и скажу, что так и было.

— Не вырвешь: их двое.

— А пускай хоть десять.

Я вспомнила Мишку Кузнецова и прошу:

— Серёжка, не надо с ними драться, а? Я больше не буду.

А он меня как обозвал! Даже сказать страшно.

— Ты, — говорит, — изменник Родины. За велосипед продалась. Вот подожди у меня, болванка несчастная.

Пришли мы домой. Толька около забора гуляет. И Валерка с ним.

— Ну, покатались? — спрашивает. — Могу ещё дать. Мне не жалко.

А Серёжка ему — раз! По шее.