Мы с Варварой ходим парой…

Новый пылесос пыль собирал с тем же берущим-за-душу воем, но более рьяно, поэтому старый пылесос был зачехлен и задвинут в коридор изображать «банкетку».

А пылесосили новым. Неизменно похаживая на помойку выбивать из фланельки пыль, а заодно и вытряхивать из «поддона» мусор, ибо мешков для сбора пыли «Урагану» не полагалось. Скорее я бы поверила, что к нему в комплекте шли ядерные боеголовки и какая-нибудь громоздкая ЭВМ, выплевывающая перфокарты: «Вихрь» не признавал никаких буржуйских глупостей типа гибкого шланга или мягких колесиков, нет, был суров, неповоротлив и надежен, как весь гражданский флот.

Больше всего им прониклась наша кошка Люся. В «мирное время» она на нем спала. В моменты «трудовых подвигов» — охотилась, совершенно игнорируя страшные завывания. В знак своего особого расположения она опИсала фланельку, когда ту, свежевытряхнутую, в очередной раз принесли домой.

Фланелька ответила Люсе взаимностью, пообещав хранить ее запах до последних дней, и не поддаваться ни доместосам, ни ванишам, ни дегтярному мылу, ни лимонным ополаскивателям.

С тех пор, как только мы включали пылесос, по квартире разносился не сильный, но вполне отчетливый запах застарелой кошачьей мочи. После каждого «вытряхивания» фланелька стиралась в семи водах, но запах не сдавался.

Я любила уборку. Упражнения с тяжелым пылесосом развивали мышцы рук, с железобетонным шлангом — упорство, прослушивание воя — умение сосредоточиться, к тому же после каждой уборки квартиру приходилось проветривать, даже если за окном стоял сорокаградусный мороз. Мы хорошо жили.

Но время брало свое. В путешествие за грушами отправился и второй муж. Я поплакала, собрала его в дорогу, а так как путь был неблизким, пылесос он оставил мне, завещав хранить его, как память о лучших выходных в наших жизни, проведенных в чистоте, уюте и неспешных оздоровительных прогулках на помойку и обратно.

Прошли годы.

Новая жиличка — Варвара пылесоса боялась даже больше страшных дядек на темной улице и вылетающих из-за угла пустых пакетов. «Или он, или я!» — сказала Варвара, уперев лапы в боки и привалившись, для устойчивости, спиной к буфету. Нет, буфет — это художественное преувеличение, не было у нас никаких буфетов, но во всех произведениях героини, ставящие вопрос ребром, должны на что-то опираться, чувствуя тыл и весомую поддержку, — не на тумбочку же с дезодорантами, в самом деле!

«Вихрь» был мне дорог, но Варвара выразилась предельно ясно. Поэтому в один из дней, удачно получив накануне зарплату, я пошла в магазин за новым пылесосом.

Не любит Варя пылесос. А почему? Большой вопрос…

Их там было. Много. Разных. Красивых. Но дорогих и с непонятными функциями вроде чесания пяток хозяину и озонирования воздуха запахом речных ракушек. Потоптавшись у витрин, я выбрала, наконец, оптимальный вариант и пошла к кассе. В кассе мне сказали, что на складе этих моделей нет, а есть только на витрине один единственный образец с царапинами, с вытертыми щетками и сломанным колесом — по причине многократного щупанья его покупателями.

Вторая модель оказалась недоукомплектованной мешками.

Третья не подходила по цвету.

Четвертая была хороша, но стоила в три раза больше спрятанной в корсете суммы.

Продавцы сочувственно и жалостливо улыбались: что сказать, мадам, не повезло! Случается такое и в фирменных магазинах.

— Хотя нет, подождите! — меня остановил в дверях голос консультанта. — У нас есть недорогие российские модели. Вот, пойдемте, я покажу — пылесос «Урал», он же «Вихрь», в общем настоящий ураган!

Если бы я купила ураган, в моем доме их стало бы как раз трое — можно голосовать, а раз можно голосовать, пора организовывать партийную ячейку. Но, отогнав от себя столь заманчивую мысль, со сложным от раздумий лицом, я покинула гостеприимный торговый зал.

Варваре сказала, что деньги пропила. А пылесос мы купим сразу, как только. Не огорчать же девочку тем, что «Урал» теперь с нами надолго, — такая у нас с ней судьба.

С тех пор мы живем вчетвером: два мальчика «Вихря» и две девочки «Галя-Варя». Я стараюсь пылесосить быстро, выражение на лице держу заискивающее, чтобы никого не обижать. Варвара с мальчиками подчеркнуто холодна. Они же воют громче и надсаднее прежнего — наверное, все-таки обижаются.

Опять вру. Воет один. Второй прикидывается «банкеткой» в коридоре. На нем я сижу, когда сушу волосы перед зеркалом. И лишь недавно, меня, расслабленно расчесывающую волосы под теплом струей воздуха из фена, аж до печенок пробил вопрос: «А когда я в последний раз вытряхивала фланельку из «банкетки»?!» И не смогла вспомнить — столько лет прошло! Вдруг тогда поленилась? А может, там, внутри, подо мной (!) уже кто-то умер! Или наоборот — наконец выкристаллизовался, и сейчас из «банкетки» появится лапа с уродливой клешней и цапнет меня за нежную попу!»

Я вскочила, ногой нервно отодвинула «банкетку» и стала бояться. Боюсь до сих пор. Внутрь посмотреть страшно, выбросить, не глядя, жалко…

Варвара едко посмеивалась на своей лежанке.

Ноябрь