Мы такие же люди

Три дня назад над Оэнпелли пронесся ураган с грозой. Один удар грома был особенно сильным. Помню, я оторвался от своих записей и посмотрел в сторону плоскогорья. Должно быть, этот удар и вызвал обвал, разрушивший отвесную скалу, перед которой мы стояли.

Обломки скалы обрушились на росшие внизу деревья. Некоторые камни отскочили от скалы на сотни ярдов, оставив позади себя сломанные деревья и развороченную землю. Острые обломки сорвали со стволов кору. Стройные кампешевые деревья лежали в стороне от раздробленных пней, еще недавно служивших им опорой.

Аборигены испуганно смотрели на открывшуюся перед ними картину. Они думали, что все это сделала молния. Для них молния была не явлением природы, а зловещим существом, чью мощь следует уважать.

Несколько дней назад абориген из окрестностей реки Ливерпуль (его звали Гурмалулу) дал мне рисунок, сделанный на куске коры; по его словам, рисунок изображал молнию. Это была искривленная фигура человека со сведенными вместе руками и ногами, к коленям и локтям которого прикреплено по два предмета. Гурмалулу сказал, что это каменные топоры. По бокам были нарисованы какие-то странные рыбы, а у ног человека - кости рыбы, которую он съел.

Гурмалулу недостаточно хорошо говорил по-английски, чтобы пояснить смысл рисунка, но сопровождавший его абориген из миссии предложил такое объяснение:

- Когда налетает ураган, молния начинает вот так искривляться. Поднимается вместе с ветром и прыгает вниз, разрубает деревья, как топором. Когда молния налетает на дерево или скалу, все грохочет. Когда буря стихает, молния спускается, прячется в листьях. Молния, совсем как лист любого дерева. Никто не знает, на каком дереве она живет. А подойдешь к такому дереву - и конец... Рыба на картине очень опасная. Она может убить человека...

Чуть подальше, у края плоскогорья, протекал ручей. Родившись далеко на плоскогорье, он с шумом низвергался с крутого откоса, образуя глубокий чистый бассейн.

Это был тот самый водопад, над которым кружил наш "Дрэгон", когда я впервые летел над окрестностями Оэнпелли. Тогда я взирал на него с высоты с чувством превосходства; теперь, стоя у подножия утеса, я чувствовал себя маленьким и ничтожным.

Было очень жарко, и мне захотелось выкупаться. Рядом со мной стоял Дэвид, один из сопровождавших нас аборигенов. Дэвид носил рубашку военного образца и шорты и явно этим гордился. Жена Дэвида была та самая стряпуха, которая готовила несъедобные лепешки. Дэвид, по-видимому, не слишком страдал от этого. Правда, он был худощав, но зато выносливый и сильный; он хорошо ездил верхом.

- Разоблачайся-ка, Дэвид, - сказал я ему, - и давай в воду!

Дэвид поколебался, потом, отойдя за дерево, принялся раздеваться. Я мигом стянул с себя одежду и выпрямился, подставив разгоряченное тело ветерку.

Дэвид вскоре присоединился ко мне, и мы вместе вошли в воду.

Вудхарт и два других аборигена уже плескались в воде. Один из аборигенов плавал, как дельфин. Австралийцы вообще превосходные пловцы. Они могут долго плыть под водой.

Течение вынесло нас к песчаному пляжу, испещренному следами животных и птиц, приходивших сюда на водопой.

Дэвид прочитал мне следы: бандикут, водяная крыса, ржанки, валляби, динго. Он сообщил мне местные названия птичек, чьи лапки отпечатались на песке у самой воды. Дэвид нарисовал целую картину:

- Здесь остановился динго, напился воды, а потом катался по земле. Здесь стоял орел. Он быстро улетел. Бил крыльями по песку. Бандикут прошел здесь, потом побежал...

Я знал, что Дэвид различает следы всех знакомых ему людей, но, желая своими глазами убедиться в этом, я попросил его постоять за скалой; два других аборигена, Вудхарт и я отпечатали рядком на песке след своей левой ноги. Потом мы позвали Дэвида. Еще за несколько футов от наших отпечатков он совершенно точно определил, кому принадлежит каждый из них. Для этого ему достаточно было беглого взгляда.

Позднее, когда я отдыхал, лежа на траве, трое аборигенов подошли ко мне. Опустив глаза, Дэвид застенчиво сказал:

- Мы нашли еще следы. Пошли посмотрим?

Я пошел за ними к песчаному пляжу, скрытому от глаз группой чайных деревьев. Показав на следы, доходившие до самой воды, Дэвид спросил:

- Чьи это следы?

Я долго рассматривал следы. Их явно оставил ребенок. Рядом с ними видны были следы динго, прошедшего в том же направлении. У воды виднелись два круглых отпечатка, как если бы ребенок там присел. Рядом была отметина от лежавшего на песке копья.

Динго тоже садился. Можно было разглядеть чуть заметный след от его хвоста. Далее следы терялись в мелководье.

Я чувствовал, что меня дурачат. Молчание аборигенов было слишком сдержанным, а выражение лиц - притворно сосредоточенным.

Подражая важному оратору, я торжественно заявил: