Мы те, которых нет

Мы идем по коридору. Глицерин с криком «кия» бьет по двери. Отбивает ногу – дверь заперта. И, матерясь, всаживает очередь…

Проходим коридор, стреляя по дверям. Надеюсь, что убили не так много народу.

Следующий этаж.

Там опять абрек с короткоствольным автоматом. Вооружен – значит, бандит. Посылаю ему две пули в грудину, еще одна – контроль. Ничего личного. Ты бандит – я терминатор…

Отработали следующий этаж. Отщелкиваю магазины и роняю их в сумку.

Третий этаж. Просторное помещение с телевизором и с креслами – для досуга. Там в меня пытаются бросить табуреткой. Я прошиваю ноги шустрого парня.

В голове щелкают секунды. По ним рассчитано все. Задерживаться нельзя. Каждая лишняя секунда может стать роковой.

Зена всаживает пулю в спину бегущей по коридору девчонке. Рубит очередью по парню, застывшему изваянием, не в силах сдвинуться.

– Отходим! – кричу я.

Глицерин в раже жмет спусковой крючок, хотя магазин уже пуст. Я ему даю пинка:

– Быстрее, недоносок!

На его лице появляется осмысленное выражение, и он устремляется за мной.

Перепрыгивая через ступени, мы несемся вниз. Вижу мелькнувшую тень справа – похоже, с чем-то стреляющим. Сшибаю выстрелом. Пробегаем через столовую.

Где же ты, Афон? Если увлечетесь и собьете график – нам конец!

Десять секунд. Двадцать. Стоим перед общагой, как на параде, целимся в разные стороны. Из здания слышится еще одна очередь. И выскакивает Афон. За ним – Конан. На его плече висит Жаб – еле передвигает ноги, бедро окровавлено.

– Шевелитесь, раззявы! – кричу я.

Каждая секунда на счету. А тут еще тащить раненого. Пристрелить его, что ли, из гуманизма?.. Не поймут.

Будто сканировав мои мысли, Жаб отталкивает Конана и припускает вперед.

Пробегаем через стоянку – я не забываю контролировать периметр.

Выстрел – из помповика в нас лупят с пятого этажа. Посылаю ответную очередь. Стрелка больше не видать – кажется, я его зацепил.

Теперь направо. Там двор, переулок, школа. Вдоль забора, мимо гаражей и детских площадок.

Вот и нужная улица – тишина, пятиэтажки, деревья. Никто никого не убивает. Красота!

Около дороги стоит синий микроавтобус «Ивеко» – сам угнал недавно. Хорошая машина. Неброская и вместительная.

Все здесь? Тогда вперед!

Помотавшись по улицам, заехали в пустой замусоренный двор. Место пустынное, без видеокамер.

В салоне мы переоделись. Оружие я свалил в одну сумку. Теперь мы другие люди – без очков, париков. Черта лысого нас кто опознает.

Я полил салон бензином. Бросил зажигалку. Машина вспыхнула.

Я осмотрел воинство. Глицерина била мелкая дрожь. Зена улыбалась счастливо. Конан набычился.

– Успокоились? – спросил я. – Рассыпаемся.

Каждый уходит по своему маршруту. Зена тащит за собой Глицерина, как слабое звено. Он может сорваться, нельзя сейчас оставлять его без присмотра. А Зена – такая сука, ей нипочем любая передряга.

Выхожу на шоссе. Ловлю такси. Проезжаю несколько кварталов. Вдали переливаются сирены. Меня это теперь не касается. Я не имею никакого отношения к бойне. Я законопослушный человек. Я настолько сильно внушил себе это, что ни один милиционер в метро и на улице в мою сторону даже не посмотрел.

Добравшись до своей квартиры, я тупо пролежал минут пятнадцать. Руки не тряслись, кровь не кипела. Нашло какое-то отупение. Господи, что же я только что наворотил!

Встал. Взял бутылку текилы. Накатил почти полный стакан.

Зря. Практика показывает, что алкоголь сейчас не возьмет. Только чуть туманится сознание. А со следующего стакана я просто отрублюсь.

Включил телевизор. Корреспондент жужжал, как встревоженная оса, на фоне общаги, которую мы так удачно разнесли.

– Представители диаспоры заявили, что не оставят безнаказанным этот акт террора. Земля будет гореть под ногами у террористов.

«Как школы захватывать – нормально. А как самим перепадает – так разгул террора», – подумал я…

Ответные действия не заставили себя долго ждать. На следующий день в Ингушетии обстреляли военную колонну.

Еще через два часа в Питере в метро взорвалась шахидка.

Мусульманский террор начал вписываться в общее безумие.

* * *

Я стоял у окна. Сгустился вечер. По шоссе мчались, перемигиваясь фарами, табуны машин. Светились окна домов тысяч квартир, обитатели которых хотели жить достойно и спокойно. Город давал им ощущение незыблемости – вот только оно становилось все более иллюзорным.

Мегаполис – это организм. Дороги – транспортные артерии. Квартиры и люди в них – клетки. Продовольственные магазины – это горло и пищевод. И этот организм уязвим. От умелых точечных ударов он может лишиться сознания, а потом и жизни. И тогда он превратится в тюрьму для обезумевших людей.

Что нужно для этого? Перекрыть поставки продовольствия. Несколько терактов на энергетических объектах, Мосводоканале, канализации. И конец мегаполису. Конец государству. Если «Альянс» хочет этого, тогда после сегодняшних иголочных уколов пойдут настоящие удары – ножом.

От раздумий меня отвлек звук открываемой двери. Я напрягся.

Но это был Куратор, прибывший на «кукушку» с опозданием в четверть часа.