Мы, утонувшие

Дорогой Кнуд Эрик!

Хочу рассказать тебе, какой мне ночью приснился сон.

Я стояла на берегу и смотрела в море, как часто бывало в детстве. И испытывала то самое смешанное чувство: страха перед морем и томительного желания уплыть прочь. Внезапно вода начала отступать. Сдвинулись с места и зашуршали камни в полосе прибоя. Вода улеглась, словно прибитая сильным ветром. Так продолжалось довольно долго, и в конце концов до самого горизонта не было видно уже ничего, кроме обнажившегося морского дна.

Если бы ты только знал, как я тосковала по этому мигу. Ты знаешь, как я ненавижу море. Оно многого нас лишило. Но я не чувствовала удовлетворения, хотя наконец-то сбылось самое сокровенное мое желание.

Напротив, меня наполнили ужасные предчувствия.

Я услышала рев. Далеко-далеко поднималась белая стена пенной воды, и она быстро приближалась. Я не пыталась бежать, хотя знала, что через миг меня унесет.

Некуда было бежать.

Что я наделала? Что же я наделала? — звенело у меня в голове при пробуждении.

Ты, верно, скажешь, что это безумие, но я испытываю ужасающее чувство вины, выходя на улицу. Вот мальчишки и девчонки, торговцы, женщины — много женщин, — старики… Но как же мало мужчин! И я чувствую, что сама изгнала их, сознательно уничтожив условия для развития судоходства в городе.

Этот город не привык считать потери. Но я считаю. Человек, наверное, пятисот-шестисот недостает: сыновей, отцов, братьев. Вы по другую сторону той стены, которой война окружила Данию, имя ей — блокада. Вы на службе у союзников, и лишь исход войны решит, вернетесь ли вы домой. Но даже победа не может быть залогом того, что вы останетесь живы.

Сбывается мой самый страшный кошмар, и это я его породила.

Мне хотелось изгнать море из сердца мужчины, а получилось наоборот. Когда в Марстале почти не осталось кораблей, вы стали искать работы в других городах. Уходить все дальше. Проводить дома, с нами, еще меньше времени. А теперь и вовсе исчезли на неопределенный срок, а кто-то, боюсь многие, — навсегда. Единственное доказательство того, что вы живы, — это ваши письма, приходящие с большим опозданием. А когда писем нет, остается только надеяться.

Дорогой Кнуд Эрик, однажды я сказала, что ты для меня умер, а это самое страшное, что только может сама с собой сделать мать. Я так мало о тебе знаю, только то, что слышу от других, а они в моем присутствии молчат. Я чувствую, что они смотрят на меня как на чудовище. Не знаю, простили ли они мне то, что я сотворила с городом. Вряд ли они понимают, что это именно моих рук дело. Но никто не может мне простить того, что я от тебя отказалась, и я еще более одинока, чем прежде.

Ты не получишь этого письма. Я не отправлю его. Когда кончится война и ты вернешься домой, я сама его тебе отдам.

Я прошу только об одном: прочитай его.

Твоя мама