Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы

«Проучили мы этих белогвардейцев, всыпали им по первое число. Теперь недурно бы и пропустить рюмочку, другую».

— А ну, ребята, наддайте ходу, — говорит Легионер, — надо же согреться нам. — И они убыстряют шаги.

Вот у дороги оставлен для них, наверно, обозом ракотулет.

— Молодцы, обо всем подумали!..

Можно на полчаса, на час остановиться у ракотулета, погреть руки и ноги, размотать шейные шарфы, вскипятить кофе и закусить салом, вяленой салакой и некки-лейпа.

Да здравствуют долгожданные и все же неожиданные привалы на лесной дороге!

Трем пленным солдатам захотелось в уборную.

— Уже прошло больше чем два часа, нас должны повести, — сказал один из них.

— Черта с два, часовой там заснул, разве ты не слышишь, он давно шагать перестал.

Тогда, подождав несколько минут, пленные стали стучать в дверь и, не получив ответа, немного даже испугались. Потом они открыли форточку, и один из них, высунув голову наружу, убедился, что караула нет.

Пленные, все еще боясь выстрелов и окриков из-за угла, выставили оконную раму и по очереди поодиночке стали вылезать на улицу.

Ключа в замочной скважине не было. Его, очевидно, взяли партизаны с собой.

По улице к казарме шел с высоко поднятой головой, отчетливо выбивая шаг, поручик Лалука, на нем была новая парадная тужурка с целехонькими погонами.

«Все в порядке, — подумали бывшие пленные, а теперь кадровые рядовые солдаты финляндской армии. — Все в порядке». Один из них побежал в раздевалку отыскивать свои лыжи, но, не найдя там ни одной пары, зашел в один и соседних дворов и, перепугав отца Анти, заглянул в избу.

«Вот пришли за сыном», — подумал старик и молча уставился своими бесцветными голубоватыми глазами на солдата.

— Одолжи, отец, мне пару лыж на день, — попросил солдат.

Старик, обрадованный тем, что он на этот раз может так дешево отделаться, охотно вручил свои лыжи солдату.

Солдат отчетливо, по-военному круто повернулся и, прищелкнув каблуками, пошел на улицу.

На этот раз он пошел не к казарме.

Он пошел по дороге, ведущей на восток, по дороге, по которой сейчас идет арьергард Инари, он хочет уйти вместе с партизанами.

Хвойные лапы бьют Инари по лицу, осыпая мелкий и острый снег, ноги равнодушно, по очереди выдвигаясь, несут его по уже проложенной лыжне; нет, ему не холодно сейчас (двух пальцев ноги он не чувствует); нет, ему не хочется есть (хороший черный кофе и кусок шпика у ракотулета); нет, он даже не устал (так можно идти день, ночь, день, ночь, до бесконечности), ему просто отчаянно хочется спать.

А снег на дороге такой синий, и ветви задевают лицо.

Вперед, товарищи! Вперед! Мы оберегаем тыл непобедимого красного партизанского батальона лесорубов Похьяла.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Молодость всегда молодость, даже после утомительнейшего перехода она требует своего.

Когда арьергард входил в деревню Алла-Курти, уже начинался наигрыш гармоней — готовилась последняя вечеринка на территории Суоми, последняя гулянка на родной земле.

Девушки и молодухи и даже девчонки надевали свои лучшие платья, потуже заплетали свои светлые косы.

Юбки у всех девушек были пестры, на каждой их было много, одна на другой, как капустные листы.

Молодость — она молодость, и совсем отлично, когда девушке не надо кружиться в вальсе, обняв за талию подруженьку, — кавалеров хоть отбавляй.

Или еще лучше — будут сегодня водить хороводы, играть в веселые игры. Столько хороших крепких ребят пришло.

Есть с ними и здешние, ушедшие на заготовки осенью и так неожиданно нагрянувшие до весны. А ведь домашние поджидали их только к лету, когда обмелеют все эти бесчисленные, громко бегущие реки и ручьи и окончится сплав.

— Расположиться на отдых! — отдал распоряжение Инари.

Теперь, когда он добрел до цели, когда переход был совершен, он почувствовал себя окончательно расклеившимся.

— Мой заместитель вместо Унха — Легионер.

Чудесная девушка Хильда, это она указала Инари отличный сеновал.

Накрывшись медвежьими и оленьими шкурами, закопавшись в сено, там можно было превосходно поспать.

Хильда помогла устроиться ему на сеновале.

— Хильда, — сказал он, зарываясь в сено. — Хильда, ты должна быть моей женой.

— Ладно, Инари, — ответила она и поцеловала его в губы. — Ладно, Инари, я об этом думала давно, ты мне снился несколько раз в бараке на заготовках.

— Я очень устал, Хильда, — сказал Инари. — Мне хотелось бы натереть отмороженные пальцы спиртом, может быть, они отойдут. Да ты мне, кажется, тоже снилась.

И Хильда спустилась с сеновала и побежала с кофейной чашечкой доставать денатурат.

В обозе везли большую бочку денатурата, захваченную у аптекаря в Куолаярви.

Как испугался очкастый жирный фармацевт! Он не хотел никого впускать в аптеку, запер на все засовы дверь и выкрикивал в форточку:

— Здесь все казенное, я не имею права никаких лекарств продавать без рецепта!

Пришлось взломать дверь и пригрозить ретивому аптекарю оружием, чтобы он замолчал. Взяли с собой вату, бинты, дюжину флаконов одеколона, мыла и бочонок с денатуратом.

— Пьяницы! — кричал толстый аптекарь. — Пьяницы, вы губите самих себя, его нельзя пить, он ядовит, — посмотрите на череп и кости!