Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы

Тогда я схожу с лыж, проваливаясь выше коленей в снег, и щупаю руками, промеряю своей палкой — никакого подъема нет, все ровно, снег гладок, как зеркало: нелепый обман чувств!

Костры горят, не приближаясь…

Лениво иду на лыжах… Глаза слипаются.

И с закрытыми глазами, передвигая ногами, я думаю только об одном:

«Не спи, не спи, не смей засыпать!»

Так проходит минута, две, три, полчаса — вечность!

Мне становится жарко, я открываю глаза.

Куртка Сунила снова порозовела.

Наконец-то мы достигли костра.

Наконец-то мы прошли озеро.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

— Ну, доченька, будем прощаться.

Отец обнял Эльвиру и крепко поцеловал. Затем он взял на руки Хелли. Эльвира отвернулась, растроганная.

Что там ни говори, она любила своего отца.

— Дай носик, — сказал старик и приложился своим носом к нежному носику Хелли[18].

— Пусти меня, дедушка, пусти, — запищала Хелли, — у тебя холодная борода!

И она стала отталкивать своими маленькими ручонками ледяные сосульки седой бороды.

— Ну что ж, прощай, — повторил еще раз старик и повернул свои сани обратно.

Олави, по указанию Коскинена, всех возчиков, не желающих остаться в Карелии, отправлял обратно.

Нельзя было допустить их встречи с регулярными частями Красной Армии, не должны были они ничего знать об их расположении. Сейчас Олави наблюдал за тем, чтобы возчики полностью разгрузили свои сани, свои панко-реги и отправлялись назад порожняком.

Отец Эльвиры уезжал обратно.

— До свиданья, отец, не поминай злом! — И они пожали друг другу руки.

Олави помогал старику разгрузить панко-реги.

— До свиданья!

Сейчас он занят разгрузкой ящиков со шпиком. Из деревни должны будут за ними скоро прийти подводы.

Головные, наверно, уже несколько часов находятся в деревне и размечают дома, кому где поместиться.

И надо ж было в последний момент случиться несчастью: ящик со шпиком упал на ногу одному из партизан. Партизан громко закричал — это был первый громкий крик за двое последних суток пути — и потерял сознание.

Ящик сдвинули в сторону. Партизана положили на сани, а сани погнали скорее к деревне.

Там должен же быть кто-нибудь из медицинского персонала.

Да, Олави не успевал за всем уследить.

Старик задержался еще у последних саней, на которых ехала его старшая дочь. Сани Лейно въехали в мокрый снег, и теперь полозья примерзли к дороге.

Лошадь не могла сдвинуть сани с места. Лейно просто надрывался, помогая ей. Старик помог в этой работе второму своему зятю и, попрощавшись, поехал дальше…

Старик остановил лошадь. Олави догнал тестя и стал развязывать кисет, потом вытащил из кисета несколько скомканных кредитных бумажек и протянул старику. Старик хотел было обидеться, но, услышав слова Олави, одобрительно кивнул головой.

А Олави говорил:

— Отдай эти деньги пастору. Я ему должен за венчание.

Потом Олави пожал старику руку и ушел обратно к обозу…

Когда старик оглянулся, он увидел, что обозы уже уходят и передние сани скрылись в лесу за поворотом дороги. Он хотел махнуть рукой, но лошадь дернула, и он, покачнувшись, так и не успел помахать на прощанье своим.

Двух дочерей как будто и не бывало…

Предстояла встреча со старухой. Сколько будет разговоров и воспоминаний вечерами в светелке, у камелька… Как будет убиваться мать, вспоминая о своих дочерях, ушедших навсегда в другую страну.

Навсегда ли?

Через полчаса старик, оглянувшись, увидел, что не так уже он одинок. Он насчитал не меньше десятка возчиков…

Уже было совсем светло, когда они повстречались с арьергардом.

В это время сани Эльвиры уже подходили к деревне. Она услышала собачий лай и проснулась.

Хелли и Нанни спокойно спали на санях. Милые крошки, они ничего еще не понимают!

Потянуло горьковатым дымком — значит, скоро и околица.

Вот и оленье стадо, ночью обогнавшее обоз. Вокруг пастуха топтался народ.

Собаки деловито, серьезно обегали стадо. Ветвистый лес рогов колыхался в морозном воздухе.

Айно громко ругалась со своим муженьком. Она нарочно осталась на том месте, где возчики должны были поворачивать оглобли.

Она боялась, что муж ее струсит и повернет обратно. Что там ни говори, он был славным парнем и отличным мужем, только вот эта природная трусость и леность.

Да, они питали друг к другу самые нежные чувства, но стоило им только сойтись вместе, как начинались попреки и ссоры.

Вот и сейчас, даже утомленные походом, они не могли не поворчать друг на друга.

— Девушка, не подходи так близко к оленям, все равно они от тебя хлеб не возьмут, — говорил олений пастух, обращаясь к Хильде, — а то еще… знаешь лопарский рассказ? Одна молоденькая лопарка встретила в тундре оленя. Олень взял ее к себе на спину. И они мчались, мчались несколько часов, и несколько дней, и несколько ночей. Олень бросился в Лосиное озеро и переплыл, а девушка сидела на его спине. За этим озером девушка и стала женой оленя. Не подходи близко, или ты тоже хочешь стать оленьей женой?

— Да не для чего ей, — громко расхохоталась Айно и ударила по плечу своего муженька. — У нее свой неплохой есть. Знаешь кто? — шумно обратилась она к мужу.

Он был доволен, что разговор кончается так мирно, и охотно спросил:

— Кто?