Мы все из Бюллербю

Однажды пастор из Большой деревни устроил праздник в честь своего дня рождения и пригласил на него всех жителей Бюллербю. Кроме детей, конечно. Только взрослых. И дедушку. Тетя Лизи очень расстроилась. Она думала, что не сможет поехать из-за Черстин. Ведь Черстин всего полтора года, и ее еще нельзя оставлять одну. Но мы с Анной сказали, что охотно понянчим Черстин, потому что решили стать нянями, и чем раньше мы начнем упражняться, тем лучше.

— А вам обязательно упражняться на моей сестре? — недовольно спросил Улле.

Он и сам был бы не прочь понянчиться с Черстин, но ему в тот день предстояло доить коров и кормить кур и свиней.

Тетя Лизи, конечно, обрадовалась, а мы еще больше. Я ущипнула Анну за руку и сказала:

— Как хорошо, правда?

А Анна ущипнула меня и сказала:

— Скорей бы они уехали!

Но взрослые копаются очень долго, когда надо ехать в гости. Все, кроме дедушки. Дедушка был готов уже в шесть утра, хотя они собирались выехать не раньше десяти. Дедушка надел свой черный костюм и красивую рубашку. И как только дядя Эрик запряг лошадь, дедушка сел в коляску, хотя тетя Грета еще надевала свое самое нарядное платье.

— Дедушка, ты любишь ездить в гости? — спросила Анна.

Дедушка ответил, что любит, но мне показалось, что не очень, так как он вздохнул и добавил:

— О-хо-хо! Что-то уж очень часто приходится ездить в гости!

Тогда дядя Эрик сказал, что последний раз дедушка ездил в гости пять лет тому назад, ему грех жаловаться.

Наконец папа, дядя Эрик и дядя Нильс тронули лошадей и взрослые уехали.

Тетя Лизи сказала, что чем дольше мы будем гулять с Черстин, тем лучше она будет себя вести. В полдень мы накормим ее обедом, который надо всего лишь разогреть, а потом уложим спать.

— Ой, как интересно! — воскликнула Анна.

— Да, — сказала я. — Я решила, что стану няней, когда вырасту, это уже точно!

— Я тоже, — сказала Анна. — Ведь ухаживать за детьми очень просто. Если говорить с ними спокойно и ласково, они будут тебя слушаться. Я читала в газете.

— Само собой разумеется, что с детьми надо говорить спокойно и ласково, — согласилась я.

— Я читала, что есть люди, которые кричат на детей. Но тогда дети становятся непослушными, — сказала Анна.

— Кто же станет кричать на такую крошку? — сказала я и пощекотала Черстин за пятку.

Черстин сидела на одеяле, разостланном на траве, и смеялась. Она очень хорошенькая. У нее выпуклый лобик и голубые глазки. И уже восемь зубов — четыре сверху и четыре снизу. Они похожи на рисовые зернышки. Говорить Черстин еще не умеет. Она говорит только «Эй! Эй!». Но, может быть, каждый раз это означает что-нибудь другое, мы не знаем.

У Черстин есть коляска, на которой ее катают. Анна предложила:

— Давай ее покатаем!

Я согласилась.

— Идем, моя деточка, идем, моя Черстин, — сказала Анна и стала сажать Черстин в коляску. — Черстин поедет гулять!

Анна говорила очень спокойно и ласково, как и следует разговаривать с маленькими детьми.

— Садись, вот так тебе будет хорошо!

Но Черстин не захотела садиться. Ей хотелось стоять, она прыгала и говорила: «Эй! Эй!» Мы испугались, что она упадет.

— По-моему, ее надо привязать, — сказала я.

Мы взяли толстую веревку и привязали Черстин к коляске. Когда Черстин обнаружила, что не может встать, она заревела на всю округу. Из хлева примчался Улле.

— Что вы делаете? Зачем вы ее бьете? — закричал он.

— Ты с ума сошел! Никто ее не бьет! — сказала я. — Если хочешь знать, мы разговариваем с ней спокойно и ласково.

— Смотрите у меня! — пригрозил Улле. — Пусть делает что хочет, тогда она не будет плакать.

Конечно, Улле лучше знал, как надо обращаться с Черстин. Все-таки это была его сестренка. Поэтому мы разрешили ей стоять. Я тащила коляску, а Анна бежала рядом и поддерживала Черстин, чтобы она не упала. Так мы доехали до канавы. Черстин увидела канаву и вылезла из коляски.

— Подожди, давай посмотрим, что она хочет, — сказала Анна.

И мы стали смотреть. Почему-то считается, будто маленькие дети не умеет быстро бегать. Это ошибка. Маленький ребенок, если захочет, может бежать быстрее зайца. По крайней мере, наша Черстин. Мы и глазом не успели моргнуть, как она оказалась возле канавы. Там она споткнулась и упала головой в воду. И хотя Улле сказал нам, чтобы мы разрешали Черстин делать все, что угодно, даже лежать в канаве, мы ее оттуда вытащили. Она была вся мокрая, громко плакала и сердито смотрела на нас, точно мы были виноваты, что она свалилась в канаву. Но мы по-прежнему разговаривали с ней спокойно и ласково, посадили ее в коляску и повезли домой переодеваться. Она громко плакала. Улле ужасно рассердился, когда увидел мокрую Черстин.

— Что вы с ней сделали?! — заорал он. — Вы хотели ее утопить?

Тогда Анна сказала, что он должен быть терпеливым и разговаривать с нами спокойно и ласково, потому мы тоже еще дети, хотя и большие.

А Черстин подошла к Улле, обхватила его ноги и рыдала так безутешно, будто мы с Анной и вправду хотели ее утопить.

Улле помог нам найти для Черстин чистое платьице и снова убежал в хлев.

— Посадите ее сначала на горшок, а потом переоденьте, — сказал он перед уходом.