Мы здесь живем. Том 2

После объявления «амнистии» этих «химиков» под конвоем, кого на машинах, кого на поездах, привозят на место. Они работают на правах вольных, но не имеют паспортов и права уехать. Самовольный выезд считается побегом. Таких разыскивают, судят и отправляют обратно в лагерь. Та же судьба ждет и тех, кто плохо работает или вообще избегает труда. Всем возвращенцам приходится в лагере досиживать свои сроки. Время, проработанное на стройках, им в срок не засчитывается вовсе. Они как бы побывали в отпуску не в счет своего срока. Много есть таких, кто отказывается от такой амнистии, заранее зная, чем это в конце концов обернется. Но с их желанием никто не считается, им прямо заявляют: там, на месте, зарабатывай себе возвращение в лагерь.

Здесь, в Соликамске, многие из них работали на стройках. В основном «химики» строили в Березниках под Соликамском очередной калийный комбинат.

Тут же подслушал одну историю о доблестной нашей милиции, как она воплощает в жизнь ленинский принцип «ни одно преступление не должно остаться нераскрытым!».

В Березниках в полночь трое молодых парней поймали на улице женщину. Они ее изнасиловали и отобрали сумочку. В ту же ночь, как только жертва заявила об этом в милицию, милиция нагрянула в спецобщежитие для «химиков» и схватила наугад одного из тех, кто возвращался после второй смены с работы. Его доставили в райотдел милиции, и там буквально в два-три дня он во всем признался. Вот только своих товарищей, сволочь, так и не назвал. Но эту мелочь следственные органы надеялись исправить, посадив «преступника» в следственный изолятор Соликамска. И «преступник» назвал бы фамилии своих соучастников, но в эти же дни попался на ночном ограблении молодой парень, который в ходе следствия чистосердечно признался не только в ограблении, но и в старых нераскрытых грехах. Он признался, что вместе с двумя своими дружками ограбил и изнасиловал женщину. Ту самую, за которую уже посадили признавшегося.

Эта история с хорошим концом. Но сколько таких историй остается на шее невинных?

Где-то на третьем месяце моего пребывания я поцапался с прокурором при его очередном обходе.

По закону все арестанты в тюрьме до вступления приговора в законную силу имеют право покупать продукты в ларьке на десять рублей в месяц.

Но в законе есть оговорка: если арестант прибывает в следственный изолятор не со свободы, а из лагеря, то он отоваривается в ларьке так же, как он отоваривался в лагере, в зависимости от того, на каком режиме он был в лагере.

Поэтому я, в отличие от остальных, отоваривался только на пять рублей. Но, прочитав правила, я нашел в них упущение и решил им воспользоваться. Дело в том, что в тюрьме помимо ограничения по деньгам арестанта еще дополнительно ограничивают в наборе и количестве продуктов, которые он может купить. Ларек бывает два раза в месяц по пять рублей каждый раз. Но существуют еще и количественные ограничения. Например, не более одного килограмма сахара, не более двух килограммов хлеба, не более полукилограмма маргарина и т. д.

В лагере же тебя ограничивают деньгами, зато ты можешь брать продукты без ограничений: хочешь, бери на всю пятерку жиров, конфет или чего другого.

Вот я и заявил прокурору: раз вы меня на основании этих правил держите на моем лагерном режиме, позволяя мне отовариваться не на десять, а только на пять рублей, то придерживайтесь правил до конца и не ограничивайте меня в выборе продуктов.

Я хочу, как в лагере, брать на свои пять рублей по своему усмотрению. Но прокурор был искренне убежден, что я неправильно понимаю правила. Он убеждал меня, что отовариваться я буду на сумму как в лагере, а покупать столько и то, сколько и что разрешено содержащимся в СИЗО.

— Вы хотите сказать, что из двух видов отоваривания — лагерного и тюремного — для меня отбираются одни минусы. То есть преимущества лагерного перед тюремным — отменяются, а минусы тюремного перед лагерным — распространяются?

— Нет, вы неправильно толкуете… — и поехал вокруг да около.

Здесь же, в Соликамске, прочитали в газете и изучили основы нового Исправительно-трудового кодекса. Он давал, в отличие от старого закона, право заключенным на свидания не только с «близкими родственниками», но и с иными лицами.

В начале срока я сам отговаривал своих родных от свиданий. Мать моя плохо переносит вид и обстановку лагеря, а меня это только здорово выводит из равновесия. Я решил подождать конца срока: там либо меня освободят, либо Антонов намотает второй срок — вот тогда и решу. Теперь же, если уж разрешают свидания и с друзьями, я решаю оставить личное свидание для матери, а на общее может приехать кто-нибудь из друзей. Сразу пишу в Москву об этом. На всякий случай, чтобы едущему ко мне было легче меня отыскать в Соликамске, предупреждаю, что после рассмотрения кассации в Москве меня могут переправить из СИЗО на пересылку.

И еще одна маленькая история. В Соликамске вспыхнула эпидемия гриппа. В тюрьме тоже стали проводить противогриппозную профилактику. Вот что это такое.