Мы же взрослые люди

 – Ах, оказывается вы были порочные уже тогда, а строили из себя целок.

 – Мы смотрели на ваши плавки на пляже, составляли свой рейтинг гениталий.

 – Вот это новость! Почему же ты не рассказывала мне?

 – У девочек должны быть свои секреты.

 – И что же? Кто лидировал в рейтинге?

 – Леха. Он был младше меня на пару лет, но в его плавках лежало что‑то ужасно внушительное.

 – То есть даже не я? Я могу показать, у меня там все тоже внушительное.

 – Как-нибудь в другой раз.

 – Вот вы какие девчонки, оказывается, были.

 – У нас же начали расти сиськи, мы тоже теряли покой. А потом стали терять и невинность.

 – Столько всего растеряно тогда.

 – Да, полжизни где‑то затерялось в прошлых годах. Мечты потерялись, друзья, дружбы. Но что‑то же до сих пор есть, ведь правда?

Ясен пень. 

ДАЧИ. ПРИЕХАЛИ

Они остановились около старого дома, где раньше была дача Нины. Деревянный домик ярко-желтого цвета. Новые хозяева достроили крыльцо и покрасили его в синий. Через изгородь виднелся огород, у забора стояла старая лавочка. Еще с тех времен. Все дачи выглядели брошенными, оставленными без тепла на всю зиму. Мокрая пожелтевшая трава и запах гниющих листьев. Вот на какое предательство способны люди – оставляют хлипкие домики в одиночку пережидать зиму. Нина ни разу не была на даче осенью. Для нее все выглядело декорациями, которые после спектакля забыли сложить в шапито.

Они шли по центральной улице. Листья смешивались с камушками на дороге. Ринат держал Нину за руку.

 – Помнишь, тут жил Коржик? Он всегда летом брился налысо, и у него были такие большие смешные уши. Он носил костюм адидас и шлепки тоже адидас. А еще он всем пацанам рассказывал, что женится на тебе, я жутко ревновал.

Нина взяла Рината под локоть и слегка прижалась к нему. Она ничего не ответила, только хихикнула.

 – Коржик вляпался в криминальную историю. Родители отправили его к бабушке на Украину. Там он и пропал.

 – Ужас какой. Я не знала.

 – Да обычная жизнь. Никого в этой истории не жаль.

Ринат еще крепче прижал руку к себе.

 – Ну что, как прогулка тебе? Вспоминаешь молодость?

 – Вот бы посмотреть на нас тех одним глазком. Представляешь, повернем сейчас здесь, выйдем на переезд, а там мы сидим. На гитаре играем «Группу крови». Все такие молодые. Неумытые, под ногтями грязь. Телогрейка расстелена на бетонной плите. И мы взрослые пролетаем в незаметной капсуле, чтобы не встретиться взглядом. Потому что, если встретимся взглядом, то мы исчезнем и из сегодняшнего дня, и из тогдашнего.

 – Фантазерка ты. А ведь с виду взрослая женщина, – Ринат провел пальцем по носу Нины. – Надо быть более серьезной.

 – Зачем это? Тебе что, серьезные больше нравятся? А за взрослую женщину вот тебе! – Нина попробовала пощекотать Рината сквозь куртку. Он захихикал нервно, отдернул руки Нины.

На переезде никто не сидел. Бетонные блоки заменили на другие, покрыли асфальтом, к переезду приделали шлагбаумы. Даже переезд стал более серьезным, остепенился.

Ринат и Нина встали на рельсы и попробовали сделать несколько шагов.

 – Скользко, – Нина уже два раза соскакивала с рельс. Ринат шел пока без осечек.

 – Я же говорю, осенью магия исчезает. Приходит убогая повседневность.

Нина решила пробежать по шпалам, но вскоре соскользнула, Ринат едва-едва успел ее подхватить. Они несколько секунд так и стояли обнявшись.

 – Я вспомнила, как мы однажды шли в одном ватнике домой. Ты меня провожал после очередных наших грандиозных посиделок.

 – Помню, – только и ответил Ринат.

 – Кажется, тогда я как раз принесла на сходку ящик авокадо.

 – Ты всегда была оригинальна. Мы еще называли ту ночь «время авокадо». Редкой дрянью оказался он. Но мы ели, потому что мы крутые и экзотичные. Закусывали им самогон. Потом посадили косточки у тети Зины в огороде, хотели устроить рай на земле.

 – А я люблю авокадо. Те просто были зеленые, а спелые авокадо очень даже вкусные.

 – Да знаю, специально тебя дразню. Я в Нью-Йорке ел вкусный сэндвич с мятым авокадо.

 – Ты был в Нью-Йорке?

 – А что, не похоже? – Ринат отошел на несколько шагов, чтобы Нина лучше его разглядела, скорчил гримасу и встал в дурацкую позу.

Нина улыбнулась.

 – Балбес. Ты всегда любил рисоваться. Девчонки фыркали от твоих выходок.

 – Рисовался, рисовался, да не нарисовал ничего путного.

 – А по-моему, нарисовал, – Нина взяла Рината под руку.

 – Откуда ты его тогда раздобыла?

 – Отцу кто‑то подогнал с овощебазы. Контакты с миром налаживали заново.

Нину начинала бить дрожь. То ли от холода, то ли еще от чего. Нервное.

 – Знаешь, Ринат, мне надо кое-что тебе сказать.

 – Не надо, не надо ничего тебе говорить. Давай просто молча посидим. Вон скамейка.

 – Я забыла бутерброды в машине. И термос. Ты знаешь, я заварила такой чай. С чабрецом, мятой, душицей. Тут росла раньше душица, но я никогда не могла ее найти. И каждый новый цветок я принимала за душицу. Я сейчас схожу за чаем. Ты же не закрывал машину?

 – Нет.