Читаем Мы живем неправильно полностью

И мы видим: действительно, там, намного ниже нас, на крыше девятиэтажного дома, сбившись в плотную кучу, стоит народ. Скорее всего, и они нас видят тоже. Замок на скале, среди бурунов. Сияющий остров. Сколько времени все это продлится? Без пресной воды, под дождем. Помрет еще кто-нибудь или родит, бранчливо думаю я.

– У нас есть длинная крепкая веревка?

– Конечно. Там внизу, ты же помнишь, – напоминает Тангенс. – Рядом с лифтом. А зачем?

Если опять спуститься на уровень ниже по этой чертовой лестнице… Я точно видел: один из тросов, связывающих наш дом с тем, который через дорогу, цел. Можно попробовать сделать что-то типа паромной переправы, прикрепить веревку там, здесь, повесить что-то типа корзины и перетащить их сюда.

– Ты что порешь! – с двух сторон толкают меня Тангенс и Дмитрий Михайлович. – Что ты мелешь? Ты что, циркач?

– И колесики нужны, – добавляет Тангенс важно. – Направляющие.

– Не обязательно, – возражает Дмитрий Михайлович и вопросительно смотрит на меня.

37

Обвязываю веревку вокруг пояса. Другой конец – у Тангенса и Дмитрия Михайловича. Спасательный круг: проденем веревку и перетащим по очереди всех желающих.

Взгромождаюсь «на дебаркадер». Вокруг налило синей темноты. Ветер почти утих. Небо черное, как дуло, из него высыпаются остатки ветра, и в небе белый серп без ручки завис где-то над Литвой.

Начинается область неопределенности.

Иду не с пустыми руками. Диодоро было легче.

С другой стороны, самолет – тоже недвижимость, а легко летает среди пустынных верст, где циклоны.

Может быть, Арефьев решил заняться самолетами?

Делаю шаг вперед. Еще один. Балансирую. Все же с бухтой веревки в руках, и по проволоке, и в спасательном жилете… Нет, Диодоро бы не смог. Неужели вправду на небе установлено зеркало, и настоящий мир с той стороны, а здесь – отражение? И у меня, наконец, может получиться пойти совсем в другую сторону?

(«И с этой дороги проселочной, которой не видно конца…»)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза