Виктор понимающе взглянул на отца. Но Василий Иванович не ответил ему; он демонстративно отвернулся и ушел. Уже несколько недель он избегал Виктора.
Маленькая Ася заползла в угол за буфет, тихо и беспомощно сопя.
– Ася, подойди ко мне, – приказал Василий Иванович.
Она медленно, покорно подошла к нему, смотря на кончик своего носа и вытирая его воротником.
– Ася, почему у тебя всегда такие плохие отметки? – спросил он ее.
Ася ничего не отвечала, лишь сопела.
– Ну что опять произошло с арифметикой?
– Это все тракторы.
– Что, что?
– Тракторы. Я не смогла решить задачу про них.
– Какую еще задачу?
– В Сельскосоюзе было двенадцать тракторов, и их разделили на шесть бедных деревень. Сколько досталось каждой деревне?
– Ну, сколько будет двенадцать разделить на шесть?
Ася, сопя, уставилась на кончик носа.
– В твоем возрасте Ирина была первой ученицей в классе, – огорченно сказал Василий Иванович и отвернулся.
Ася убежала и спряталась за спинкой кресла Марии Петровны.
Василий Иванович вышел из комнаты. Виктор пошел вслед за ним на кухню. Но Василий Иванович не обратил на него ни малейшего внимания, хотя и слышал его шаги. В кухне было темно. Окно было разбито, и его пришлось закрыть куском картона. Три длинные полоски света лежали на полу, соседствуя с длинными трещинами. Под раковиной лежали сваленные в кучу рубашки Василия Ивановича. Он медленно нагнулся и запихал их в медный газ, в который затем налил воды. Взяв кусок синеватого мыла, он медленно и неумело начал стирать. Содержать прислугу они больше не могли, а Мария Петровна была очень слаба и не могла заниматься домашними делами.
– В чем дело, папа? – спросил Виктор.
– Ты сам знаешь, – не повернувшись, ответил Василий Иванович.
– Но отец! Я правда не знаю! Что я такого сделал? – почти срываясь на крик, спросил Виктор.
– Ты видел эту девушку?
– Киру? Да. Ну и что?
– Я думал, что могу доверять ей как самому себе, но революция сломала ее, испортила. И ты – на очереди.
– Но отец…
– В мое время не считалось женской добродетелью ложиться в постель с первым встречным.
– Но Кира же…
– Может быть, я несколько старомоден. Я таким рожден и таким умру. Но вы, молодежь, успеваете сгнить до того, как созреете. Социализм. Коммунизм. Марксизм. И к черту достоинство и честь!
– Но отец, я…
– Ты… Тебя они сломают иначе. Ты думаешь, я не вижу? Что за друзья приходили к тебе на этой неделе?.. А со вчерашней вечеринки ты вернулся домой под утро.
– Но ты же ничего не имеешь против небольшой вечеринки?
– Кто там был?
– Несколько очаровательных девушек.
– Не сомневаюсь. А еще?
– Ну… еще пара коммунистов, – ответил Виктор, смахивая пылинку с рукава.
Василий Иванович промолчал.
– Ну, давай мыслить шире, отец. То, что я с ними немного выпил, не повредило мне, а в будущем, наоборот, может здорово
– Есть вещи, которые ни за что нельзя предавать, – голос Василия Ивановича был звучен и тверд как у пророка; пузыри булькали под его руками в холодной воде.
Виктор весело рассмеялся и обнял отца за сильные, мускулистые плечи:
– Ну будет тебе, отец, мы ведь отлично понимаем друг друга. Ты же не хочешь, чтобы я пал духом и сидел сложа руки, только потому, что сейчас у власти
Василий Иванович обернулся к нему. Его лицо рассекла узкая полоска света. Теперь оно уже не было таким суровым; глаза под тяжелыми побелевшими бровями были усталыми и беспомощными. Он выдавил из себя улыбку и слова:
– Знаю, сын. Я ведь доверяю тебе. Ты сам знаешь, что делать. Но сейчас – такое смутное время, а Ирина и ты – это все, что у меня осталось в жизни.
Ирина первой из прежних знакомых Киры пришла навестить ее в новом доме.
Лео изящно и церемонно раскланялся, но Ирина, открыто посмотрев на него, улыбнулась и сказала просто:
– Вы мне нравитесь. Я почему-то не сомневалась, что вы мне понравитесь. Я тоже надеюсь понравиться вам, ведь я пока ваша единственная родственница по линии Киры и, боюсь, надолго. Но будьте уверены, все остальные покоя мне не дадут, расспрашивая о вас.
Они присели в гостиной и стали разговаривать о Рембрандте, чье творчество Ирина изучала в институте; о новых французских духах, которые Вава Миловская купила у контрабандиста. О, это были настоящие французские духи! «Коти», пятьдесят миллионов за флакон. Ирина слегка надушила ими носовой платок, и Мария Петровна, вдыхая их аромат, даже немного всплакнула. Поговорили об американском фильме, который недавно видела Ирина, где женщины ходили в довольно откровенных нарядах и где показан ночной Нью-Йорк с его огнями, небоскребами, витринами. Эпизод был очень коротким, и Ирина дважды ходила на этот фильм именно из-за него. Ей так хотелось нарисовать ночной Нью-Йорк.