Мымра! (СИ)

После того как Веру перестало тошнить, только от одного взгляда на меня, я жил, как в раю, любуясь своей девочкой. Вера стала такая аккуратненько кругленькая. Животик, словно футбольный мяч, небольшой, симпатичный. Я любил гладить его и прикладывал ухо, пытаясь услышать какие-то звуки. Один раз думал, что услышал, и заорал на всю квартиру, перепугав Веру и Стаську, которую, оказывается, прижал к кровати своей рукой.

— Тьфу ты, — ругнулся я, вытаскивая из-под себя котенка, — Я думал, что услышал, — снова приложился ухом к животу Веры, отчего моя голова странно дергалась под ее тихим смехом.

Но самый ужас был примерно на седьмом месяце. Вера лежала на диване, на моих коленях были ее ноги, которые я ласково массировал, а живот смешно выглядывал из-под короткой футболки и шорт. Я иногда поглядывал на живот, краем глаза, пока Вера смотрела какую-то комедию, иногда смеялась, особенно когда я проводил пальцами по ее голой ступне. Вдруг ее живот выпятился бугром с одной стороны, и я застыл, чувствуя, как на спине встают дыбом волосы. Вера будто ничего не замечала, продолжала смотреть телевизор.

— Вер, а Вер? Ты себя нормально чувствуешь? — спросил осторожно я, чтобы ее не напугать.

— А что? — повернулась она ко мне, сияя улыбкой.

— А, ну судя по тебе вроде нормально, просто у тебя там... хм, съехало на бок все, что ли, — я не нашел другого слова, как объяснить ей внезапную выпуклость на животе.

— А, это нормально, — снова повернулась она к телевизору, а я вцепился взглядом за живот, наблюдая там какой-то батл. Бугры появлялись то там, то тут, словно что-то крутилось как в стиральной машине. Короче кошмар! Несколько седых волос точно появилось у меня на голове. Еще тяжелее стало на восьмом месяце и дальше. Вера еле ходила, часто сидела, ковыляла словно утка, а я помогал, даже взял работу на дом, чтобы выводить ее на прогулки. Мы к тому времени уже перебрались в дом и сделали себе спальню на первом этаже, чтобы Вере было удобно. Ей становилось легче в бассейне, куда мы ходили каждый вечер. Я ложился на воду, клал на себя Веру и плавал с ней медленно и спокойно. Иногда она даже засыпала в таком положении, устав за день от боли в спине.

— Я не могу спать, Завьялов, — жаловалась она, — Я привыкла на животе, а сейчас как не лягу, мне все неудобно.

Я ей сочувствовал, честно, но втайне ждал, с каким-то чувством восхищения, наблюдая такой процесс впервые. В ней рос ребенок, и мне казалось это таинством, каким-то непостижимым чудом, а Вера была в моих глазах сказочной феей с подарком внутри. Единственное от чего я страдал, это от невозможности любить Веру в полную силу, врач строго запретил нам любую близость на последнем месяце. Теперь я спал с Верой, плавал в бассейне с ней же, мылся в душе, изнывая от банального стояка, особенно по утрам.

— Неужели ты хочешь меня такую? Толстую, как бочка? — удивлялась Вера, лукаво глядя на меня и дотрагиваясь руками до моего каменного члена, когда мы лежали вечером в нашей спальне.

— Ой, ой, не трогай, а то взорвется, — волновался я, чувствуя шаловливые ручки, что заставляли меня чуть ли не подпрыгивать на кровати.

— Я помогу тебе, Завьялов, один раз, — ворчала Вера, а я улетал под ее губами, засыпая потом спокойным, удовлетворенным сном с блаженной улыбкой на лице. Через пару дней уже сам ласкался к Вере, которая отбивалась от меня подручными средствами.

— Терпи, Завьялов, — возмущалась она, пытаясь освободиться из моих рук.

— Не могу, — отвечал ей и снова тащил в свое логово, как назвал нашу спальню, где сейчас получал наслаждение только я.

В то утро ничего не предвещало беды. Вера приготовила завтрак, а я собирался на работу. До родов оставалось две недели, и завтра я собирался везти Веру в больницу. Ее должны были положить, чтобы она была под наблюдением.

— Вот зачем мне туда ложиться? — ворчала она, накладывая мне на тарелку омлет, — Поеду ближе к родам, решено, — сказала, отставляя сковороду на плиту.

— Хочешь, я поеду жить с тобой, — предложил я, — Палата у нас отдельная будет, мне можно, я договорюсь. Точно, точно, — притянул Веру к себе на колени, целуя и забираясь рукой в вырез домашнего халата, трогая осторожно уже слишком чувствительную грудь.

— Ох, — простонала Вера, когда я дотронулся до мгновенно ставшего твердым соска, — Как же я хочу тебя, — чуть не плача пропищала она и тут, в ней что-то тихо хлопнуло, словно открылась бутылка шампанского, Вера дернулась, а по моим ногам потекла горячая жидкость.

— Это не я, — тут же сказала Вера, пугаясь.

— И не я точно, — пробормотал я, — Что с тобой?

— Не знаю, но, по-моему, я рожаю, — прошептала она.

— Нет, нет, — замотал я головой, — Рано еще, Вера не пугай меня!

— Ой, — снова вскрикнула она.

— Да что?!

— Ой, Завьялов, — Вера схватилась за живот и словно сжалась.

— Да что?