Мышь, которая зарычала

Сенатор, похоже, успокоился. Он был маленьким, беловолосым, краснолицым мужчиной, коренастым, как бульдог. Сенатор всегда носил серые фланелевые костюмы, украшенные маленьким бутончиком красной розы на лацкане пиджака. Казалось, что он готов в тот же момент взорваться, протестуя против какой-нибудь несправедливости, но в действительности это был кроткий уравновешенный человек, чей холерический образ очень помогал в работе.

Министр обороны больше всего походил на мышь. К тому же у него была странная привычка прикладывать три пальца к нижней губе, словно он не хотел сказать что-то обидное для собеседника. Он очень хорошо руководил министерством, хотя в Вашингтоне ходили упорные слухи о том, что он смертельно боится своей жены. Во всяком случае, только этим можно было объяснить тот факт, что он уходил из офиса ровно в 5.30 каждый день, что бы там ни происходило.

Наконец прибыл доктор Кокнитц. На нем, как обычно, был серый пуловер и брюки, когда-то темно-серые, а ныне почти зеленые от старости. Помимо серых брюк на докторе красовался спортивный пиджак, сшитый по его собственному дизайну, без воротника и лацканов, но зато с невероятным количеством карманов, где лежали бумага, карандаши, трубка, кисет с табаком и вчерашний сэндвич.

У Кокнитца было бледное острое лицо, увенчанное шапкой черных волос. За толстыми стеклами очков таращились очень выпуклые глаза, отчего он казался похожим на какое-то подводное существо, с удивлением выглядывающее из своей стихии.

— Доброе утро, господин президент, — сказал он. — Джентльмены, доброе утро.

В его блестящем английском слышался легкий оттенок чего-то иностранного. Это был не акцент, а просто легкий намек на то, что человек родился не в Америке.

Все молчали. Часы пробили четверть часа. С террасы донеслось щебетание голубых соек.

— Господин президент, вы когда-нибудь кормите птиц? — спросил доктор Кокнитц. — Всего несколько крошек, и они будут совершенно счастливы.

— Мы покормим птиц позже, — президент улыбнулся. — Я пригласил министра обороны и сенатора Гриффина. Вы их, конечно, знаете. Я хочу, чтобы они услышали сообщение о ваших достижениях именно от вас. Разумеется, не стоит напоминать, что все сказанное здесь должно сохраниться в тайне.

— Ах да, мои достижения, — сказал доктор Кокнитц. — Мне очень помогла эта счетная машинка, которую я позаимствовал в министерстве морского флота. Без нее я провозился бы два года, а так — успел за месяц. Но вот все благополучно завершено.

Он вытащил из кармана трубку и сунул ее в рот, потом вынул кисет, и все подумали, что он собирается закурить. Но Кокнитц, засунув в кисет два пальца, выудил оттуда металлический цилиндрик размером с катушку для ниток. Доктор положил цилиндрик на стол, и он, облепленный табачными крошками, покатился прямо к президенту.

Президент повертел загадочный предмет в руках и вопросительно глянул на Кокнитца.

— Этого достаточно, чтобы испепелить пространство в два миллиона квадратных миль. Но вы должны понять нас, ученых. Ни в чем нельзя быть уверенным, пока не проделан эксперимент.

Все смотрели на маленький цилиндр с любопытством, но и со страхом.

Наконец министр обороны, прижав три пальца к нижней губе, спросил:

— Что же это такое?

— Квадиум, — ответил доктор Кокнитц. — То есть водород в таком состоянии, которого не было в мире миллиард лет. Это — популярное изложение сути предмета для неспециалистов. — Он смущенно улыбнулся. — Это так же похоже на водород, как человек на обезьяну. Не хочу вдаваться в детали, чтобы вконец вас не запутать, но вы должны понять, что при взрыве атомной, точнее плутониевой, бомбы в энергию переходит только одна десятая процента плутония. А при взрыве бомбы из квадиума — десять процентов! При таком взрыве Земля превратится в пылающую планету, где будет в тысячу раз горячее, чем на поверхности Солнца. Полагаю, что на Солнце квадиума нет, потому что он давным-давно сгорел. На самом деле, квадиума нет нигде в мире. Он существует только в этом цилиндре, который лежит перед вами.

Часы отбили полчаса, и этот шум испугал голубых соек, летавших возле окна.

— И чего мы можем с этим добиться? — спросил президент.

— Всего, чего пожелаете, — ответил доктор Кокнитц. — Атомная бомба по сравнению с этим — игрушечный пистолет. Можно уничтожить целый континент, всю Северную Америку, а, возможно, и вместе с Южной.

Снова наступило молчание, нарушаемое только тиканьем часов. Президент посмотрел на цилиндр и сказал:

— Насколько мы опередили другие страны?

Кокнитц пожал плечами.

— От двух до пяти лет. Страны, успешно производящие атомные взрывы, могут не иметь даже атомных бомб. — Он замолчал, снял очки, потер глаза и продолжил усталым голосом: — Самая мощная атомная бомба эквивалентна ста пятидесяти тысячам тонн взрывчатки. Дейтериевая — семи с половиной миллионам тонн. Тритиевая — двадцати двум миллиардам тонн. Наша бомба из квадиума равноценна ста миллиардам тонн взрывчатки.

— Сколько времени понадобится другим странам, чтобы произвести подобное оружие? — спросил министр обороны.