Мышеловка на Эвересте (СИ)

Механики не знают, что такое наитие. Они знают, что такое внимание.

Что тоже нормально и является мотивом, недостающим тем, кто хочет, но вообще ничего не может.

Но как же определить, кто графоман, то есть настоящий пишущий сумасшедший, а кто просто подобие павлина, желающего внимания лично себе, а не творениям, которые на самом деле принадлежат неведомо кому?

Павлин это труженик строительства памятника самому себе. Он великолепно оттеняет энтропию общей массы людей всё прекрасно понимающих, но ничего не могущих сказать.

Павлина часто можно вычислить просто по внешнему виду его страницы на сетевых ресурсах. Там непременно будет длиннющее эпиграф–резюме, много сообщающее об авторе, о его серьезности, значимости, таланте, творческих способностях, и вообще много какой угодно информации. Он всегда будет заполнять литературный дневник, зная, что эти записи кто–либо будет читать. Поэтому там будет сколько угодно клоунады.

Нужно сказать, что это также вполне естественно и нормально в понятиях норм корпоративности.

Классические павлины стараются собираться стадом, потому что в одиночку у них не хватит моральных сил держаться на плаву и не упасть духом от смысла текстов, какие они набирают на клавиатуре и которые нуждаются в психологической поддержке биологической среды стада. Кроме того, стадо – это круто.

И это также естественно и нормально в сложившихся отношениях ментальной сферы определенного круга механического чуда пишущей клавиатуры.

Все это можно наблюдать на множестве русскоязычных ресурсов.

Павлины создают литературные клубы. Выбирают председателей. Проводят конкурсы, привлекающие внимание к особам руководящим этими соревнованиями, не нужными настоящему творцу, который всегда одинок. Конкурсы необходимы подобию низколетящих попугаев, ждущих похвалы и машущих крылышками в предчувствии внимания, которого так хотят. Они часто копируют чужие творения, но не в силу желания украсть чужое, а от бессилья создать свое, чисто графоманское видение мира, объединенное лишь только своим эго.

Что также вполне нормально и ничего удивительного в этом нет.

Павлины постоянно пишут рецензии, для контакта с такими же любителями домино. У некоторых авторов рецензий почти столько же, сколько читателей. Часто павлины пишут открытые письма, где проповедуют нравственность стада, не понимающего, что истинному графоману наплевать на мнение посторонних.

Но механики человеческих душ не пресекаются с графоманией.

Естественно, есть исключения в виде добрых людей, желающих человеческого общения и чистого искусства, какое бы оно ни было. Это самая естественная, человечная и благодарная категория людей, не числящихся в сообществах и клубах и совершенно нормальных в своих устремлениях. Это золотое исключение, которого мало видно, но оно есть. Под вышеперечисленные критерии они не попадают при любом совпадении определения.

Публикующиеся же на главных страницах литературных сайтов люди совсем другой категории. Это толпа эксгибиционистов.

Что также вполне нормально и естественно.

С написанным текстом не может не согласиться вдумчивый и умный человек.

Также он не может не согласиться с тем, что писатель это подобие духовного вампира, питающегося лучами внимания, и только полностью понимая, принимая и не скрывая этот мотив, он может спокойно быть собой.

Люби Дьявола в себе. Это он творит, а не ты.

Творит дьявольское желание быть Богом своего мира, который важнее всех миров!

Только приняв Дьявола, можно стать Богом.

43

— А как вам это? — прищурено спросил у блондина представитель, раскуривая глиняную трубку, набитую смесью высокогорных трав смешанных в пропорции вечерней беседы. — Как вам пассажик про писателей порнозвёзд? — И вдохнул терпкий дым высокой технологии.

— Я согласен, — проговорил писатель. — Более того, сам мотивирован приоритетом. А стайеры и спринтеры сбрасывают всю одежду, какую только можно. Но! Если есть смысл бежать.

— Так вы всё же в забеге?

— Знаете что, — сказал блондин. — Дело совсем не в забеге, и даже не в приоритете. Хотя, как побочный допинг, приоритет помогает в проявлении. Дело в том, что этот самый смысл, который никто не осознаёт, и никогда не осознает, нуждается в тоннеле для выхода. И если кто–то волей неведомости стал этим тоннелем, этим медиумом, этим посредником хаоса и формы, как пишет Паркер, то у него нет никакого выхода, кроме как принимать то, что выходит таким, каково оно есть. Или…

— Или?.. — пыхнул дымом представитель, заинтересованно вникая в текст.

— Или застрелиться, — закончил небритый. Добавил: — Другого выхода из этого лабиринта нет.

Представитель молча смотрел не собеседника. На колени к нему вползла кошка. Погладил. Спросил:

— Но зачем? Зачем себя убивать?