Мышеловка святого Иосифа. Как средневековый образ говорит со зрителем

Джорджо Вазари в своих «Жизнеописаниях прославленных живописцев, скульпторов и архитекторов» (1550 г.) утверждал, что первым портреты на основе посмертных масок стал делать художник и скульптор Андреа Верроккьо (1435–1488). Однако на самом деле и в Италии, и к северу от Альп такие маски применялись для изготовления надгробных скульптур задолго до него[350]. По версии Вазари, «Андреа очень любил делать формы из схватывающего гипса, именно из того, который приготовляется из мягкого камня, добываемого в Вольтерре и в Сиене и во многих других местностях Италии; камень этот пережигается на огне и затем толчется и замешивается на теплой воде, после чего становится таким мягким, что с ним можно делать все что угодно, а затем он застывает и твердеет так, что из него можно отливать целые фигуры. И вот Андреа обычно отливал при помощи форм, изготовленных таким образом, естественные предметы, дабы иметь возможность с большим удобством держать их перед собой и воспроизводить их, как, например, руки, ноги, колени, кисти рук, ступни и торсы. После этого в его времена и начали без больших расходов делать слепки и с лиц умерших, и потому-то мы и видим в каждом флорентийском доме над каминами, входными дверями, окнами и карнизами бесчисленное множество таких портретов, сделанных настолько хорошо и настолько натурально, что кажутся живыми. […] Отсюда и пошло, что стали делать изображения с большим совершенством не только во Флоренции, но и во всех других местах, куда совершаются паломничества и куда стекаются люди с подношениями по обету, или, как их называют, "чудесами", — в ознаменование полученной божественной милости. И в то время как раньше они делались либо маленькими и из серебра, либо просто на дощечках или же очень грубо из воска, во времена Андреа их начали делать в гораздо лучшей манере. Дело в том, что он был во Флоренции в тесной дружбе с Орсино [Орсино Бенинтенди — один из самых известных ceraiuoli

, или fallimagini, т. е. мастеров, специализировавшихся на восковых портретах], который выполнял изделия из воска и обладал в этом искусстве большим вкусом; ему-то он и начал показывать, как можно достичь в нем превосходства»[351]

, Больше всего вотивных портретов, конечно, несли в церкви Орсанмикеле и Сантиссима-Аннунциата. В последней находилась чудотворная фреска с изображением Благовещения (ок. 1350 г.). По местному преданию, лик Девы Марии был дописан ангелом. Этот образ почитали как одну из главных флорентийских святынь, и влиятельные горожане стремились установить свои изображения как можно ближе к источнику сакрального. Это был одновременно и благочестивый жест, и инструмент социального или политического самоутверждения. В 1478 г. фактический правитель города Лоренцо Медичи едва избежал смерти во время заговора, организованного семейством Пацци, а его брат Джулиано был убит. Чтобы отблагодарить небеса за свое спасение и продемонстрировать, что его власть над городом как никогда крепка, Лоренцо отправил в несколько церквей, в том числе и в Сантиссима-Аннунциату, свои восковые изображения. После свержения власти Медичи в 1527 г. портреты Лоренцо, Джулиано и двух пап, вышедших из семьи Медичи, Льва X (1513–1521) и действующего понтифика Климента VII (1523–1534), были выброшены из церкви и демонстративно уничтожены[352]. Вазари подробно описывает, как такие boti

были устроены: «Тогда и Орсино с помощью и по указаниям Андреа сделал из воска в числе прочих три таких портрета в натуральную величину, делая внутри деревянный остов, оплетенный расколотым камышом, как об этом говорилось в другом месте, и покрытый затем провощенной материей с красивейшими складками, расположенными так удачно, что ничего лучшего или более похожего на натуру не увидишь. Затем он делал из более грубого воска головы, руки и ноги, оставляя их, однако, внутри полыми, воспроизводя их с натуры, расписывая масляными красками и снабжая их волосами и всем прочим, смотря по надобности; они были настолько натуральны и настолько хорошо сделаны, что казались людьми не восковыми, а совсем живыми, как можно судить по любому из трех названных портретов, один из которых находится в церкви монахинь Кьярито на Виа Сан Галло, перед чудотворным Распятием. И фигура эта одета точь-в-точь так, как был одет Лоренцо, когда, раненный в горло и перевязанный, он подходил к окну своего дома, чтобы показаться народу, сбежавшемуся посмотреть, жив ли он, на что народ надеялся, или же умер, чтобы за него отомстить. Вторая фигура, изображающая его же в плаще, обычной гражданской одежде флорентийцев, находится в Нунциате, церкви сервитов, над малыми дверями, теми, что возле прилавка, за которым продают свечи. Третья была отослана в Ассизи в церковь Санта Мариа дельи Анджели и помещена перед тамошней Мадонной»[353]. Неф церкви Сантиссима-Аннунциата был заставлен не только фигурами флорентийцев, но и вотивными портретами иностранных гостей. Например, там хранилось изображение датского короля Кристиана I, который побывал во Флоренции в 1474 г. Что более удивительно, свой скульптурный портрет там оставил турецкий паша, который, будучи мусульманином, не должен был признавать ни христианских святых, ни культа чудотворных образов. Тем не менее перед отъездом в Порту он, чтобы обеспечить себе благополучное возвращение, тоже даровал Деве Марии вотивный образ. В 1630 г., несмотря на то, что многие ex-voto

к этому времени были уже уничтожены, в стенах Сантиссима-Аннунциата оставалось где-то 600 boti, а также порядка 22 тысяч вотивов из папье-маше и около трех тысяч вотивных табличек[354]. К этому времени пространство церкви уже давно напоминало что-то среднее между портретной галереей и кунсткамерой. В 1588 г. молодой голландский путешественник Арнольд ван Бухель писал, что церковь была настолько заставлена вотивными статуями пап, королей, князей и военных, что напоминала хранилище трупов. «Тут висели почти полностью заржавевшие мечи, там — шлемы, копья, луки, стрелы и другие виды оружия. В другом месте можно было увидеть статуи раненых, повешенных, подвергнутых пыткам, потерпевших кораблекрушение, заточенных, больных и беременных, лежащих в постели»[355]. Когда в 1665 г. церковь была перестроена, груды вотивов снесли в небольшой клуатр.