Вот и восемнадцатый день рождения начался со звонков, стука в дверь и подарков. Не повезло, что этот день не выпал на выходной. А ещё лучше было бы родиться на день позже и тогда вообще можно почти про него забыть. Ведь её день рождения выпадал бы всегда выходным, на День Победы. Но, увы, нужно ещё и на учёбу идти, хотя там особо никто и не поздравлял. В отцовской комнате и на кухне уже хозяйничали дядя Пьеро, дядя Эдик и подруга тётя Василиса, помогая папе с праздничными хлопотами. Йоле в такой день отстраняли даже от выноса мусора. Наверное, даже хорошо, что не выходной, а то бы слонялась полдня без дела.
Только открыла дверь, собираясь выйти, как врезалась в гигантский букет белых роз. За ним спрятался Королёв:
– С Днём рождения поздравляем и всего лучшего желаем!
– Йоле, поздравляем! – из-за Валеркиного плеча высунулся Эрик, рядом появилась и Лизка.
– Спасибо. Но, войти не приглашаю, потому, как тупо кошмарно опаздываю на оперативку у Ребекки Ильиничны. Пап, – крикнула она в открытую дверь, – поставь, пожалуйста, цветы в воду, я убежала, – прошмыгнула под рукой Королёва и помчалась по ступеням. Папа, естественно, лучше воспитан, поэтому стопудово напоит чаем, извиняясь за такую занятую дочь.
На занятия к профессору Шилфорд опоздать можно было только в случае собственной кончины, и то отработку поставят. А восемнадцатилетие вообще не причина. Ребекка Ильинична была одним из самых любимых преподавателей Йоле. Высокая, стройная, всегда идеально выглядевшая, семидесятилетняя заведующая кафедрой была очень строга и требовательна к студентам. Но ей Йоле готова всё простить за то, что профессор умела заинтересовать в своём предмете, обладала невероятным талантом учителя и колоссальным опытом хирурга, терпением. Её лекции всегда были содержательными, с чётко выверенным количеством важной информации, которую очень сложно отыскать самостоятельно. Чтобы заинтересовать студентов не только учебным материалом, но и простимулировать общее интеллектуальное развитие, профессор зачитывала интересные моменты из художественных произведений или автобиографий известных хирургов. Булгаков, Пирогов – явно были любимцами профессора, Йоле тоже ими зачитывалась. Монографии по военной хирургии Пирогова знала почти наизусть.
Никто из студентов никогда не слышал, чтобы профессор повышала голос или некорректно обращалась к кому-либо. Не отыгрывалась на зачётах и экзаменах, просто была требовательна и справедлива. Даже если не станешь хирургом, то всё равно обязан досконально знать человеческое тело, иначе что ты за врач – так, опасное для пациентов недоразумение с дипломом. Ребекка Ильинична обладала потрясающим чутьём. От студентов, которые не собирались связывать свою жизнь с хирургией и были средними по интеллекту, требовала много, но не выше их возможностей. Но, если угадывала в сидящих перед собой родственную душу, то брала на заметку. Йоле попалась сразу. Профессор выжимала из неё все соки, но давала гораздо больше. Единственное, что Йоле раздражало на занятиях у профессора, что она довольно часто упоминала имена Королёва и Вельдена, среди немногих других, которых ставила в пример для подражания. Два друга, по её словам, заслуживали такую честь за настойчивость, нестандартное мышление и живой ум с потрясающей памятью. А похвалу Ребекки Ильиничны заслужить сложнее, чем выиграть в лотерею. Йоле она похвалила только один раз, за аккуратные кишечные швы на дополнительном занятии.
Поэтому у Йоле была веская причина сбежать. Потом дома пришлось выдержать беседу с отцом о её недостойном поведении по отношению к друзьям. Надулась на оставшийся вечер. Ян Владиленович настоял, чтобы дочь позвонила им, извинилась и пригласила на следующий день в гости. Это было уже слишком. Йоле извинилась, но в гости приглашать отказалась, и отец понял, что настаивать опасно.
(Erich Maria Remarque)
(Эрих Мария Ремарк)
В конце августа, за две недели до отправки в студотряд на четвёртом курсе, Йоле угораздило сломать ногу. Получилось очень глупо и обидно. Обидно вовсе не из-за того, что не поехала на сельхоз работы, она и в прошлом году не ездила, подхватив пневмонию в сорокаградусную жару, а из-за того, что совершила она эту глупость на глазах Вельдена.