Мышка Йоле (книга первая)

– Где его сажать? У меня там нет такой большой площадки, а крыша вряд ли такую махину выдержит.

– Ладно, но поведёт твою машину мой человек, – Ланской кивнул, помог закутать невесомую как пёрышко девчонку и уложить на заднее сиденье «Вольво». Вельден сел рядом, положив её голову себе на колени, прикрыл ещё своей курткой.

– По протоколу спрятать её не сможем, четверых взяли, и петь они будут активно, я ручаюсь. Часа через два заеду и подумаем, что дальше делать будем. Давай, трогай! – и майор, махнув рукой, двинулся к своим ребятам.

Пока ехали, Эрнст не убирал пальцы со слабо бьющейся синей жилки на шее, боясь не найти потом пульс и молился всем известным богам. Йоле, его любимая девочка, нашлась. Только успеть довезти! Из машины позвонил на пост оперблока и когда они подъехали, операционная была готова. Но к столу его не пустил лучший друг детства и студенчества, коллега.

– Вы сами знаете. Нельзя. Сидите тут или лучше идите к себе, – Валера Королёв закрыл дверь перед носом Эрика и пошёл к операционному столу, где лежала она. Вокруг суетились реаниматолог, анестезиолог, лаборант и медсестры. Санитарка смывала кровь и грязь с тела, а медсестра тут же готовила операционное поле. Они вводили препараты в капельницы и катетеры, колдовали над плашками и пробирками, потом начали капать кровь. Щёлкали кнопками аппаратов и тыкали пальцами в дисплеи. Отогнав всех от стола за специальную ширму и надев свинцовый фартук, рентгенолог Наири снимала голову, грудную клетку, живот, вывернутую под углом раздутую отёком стопу. Эрнст ринулся к монитору рентген аппарата в предоперационной. Рёбра целые, позвоночник без особенностей и следов травм, лёгкое почти не пострадало, пневмоторакса нет, на ноге простой, но явно несвежий вывих, слишком обширный отёк. Наконец анестезиолог дал отмашку, и Королёв с ассистентом норвежцем Бьёрном Доргом подошли к столу.

Операция продолжалась недолго, около часа, но Эрику казалось, что целую вечность. Смотрел в монитор камеры и не мог никак сопоставить то, что видел с хрупкой, такой нежной и светлой девочкой, сумевшей заставить его смотреть на самого себя её глазами. Скальпель друга резал и его, наживую, непереносимо больно. Он хотел уже отодвинуть санитарку Петровну, бдительно охраняющую от него дверь, и войти, но вышла медсестра Зарина.

– Что? Скажите хоть что-нибудь!

– Эрнст Генрихович, всё хорошо не волнуйтесь. Рана сквозная. Лёгкое задето. Прочистили, удалили, зашили. Всё хорошо, но вам туда нельзя.

– Не понял. Что не так? Говорите.

– Валерий Георгиевич велел вызвать Елизавету Николаевну и продлить наркоз, а вас категорически запретил впускать. Извините.

– Понятно. Ладно, я буду здесь, обещаю не врываться.

Зарина нажала кнопку срочного вызова хирурга-гинеколога, сменила спецодежду и вернулась в операционную. Лиза влетела, как вихрь уже через минуту, едва не сбив его и наступив на ногу, не заметив этого:

– Привет, начальству. Хорошо, что я сегодня дежурю или не очень. Ты в курсе, что всё будет охренеть как здорово?!

– Обещаете?

– Можешь меня, потом уволить. Она нашлась и жива! Ею занимаются, не побоюсь этого слова гении, и ты её до сих пор любишь! Ещё есть вопросы?

– Елизавета Николаевна!

– Пошёл ты фон Вельден знаешь куда? К себе в кабинет и быстро!

И, прежде чем барон фон Вельден успел открыть, закрыть и опять открыть варежку, Елизавета Николаевна сверкнула угольно-чёрными глазами и впорхнула в открывшуюся дверь. Стол уже трансформировали для гинекологических манипуляций. Валера подошёл к стеклянной двери, вздохнул и опустил жалюзи, отгородив происходящее в операционной от Эрика. Камеру трансляции тоже отключили.

Фамильярность между старыми друзьями была обычным делом вне рабочего места. То, что Лиза выдала в присутствии младшего медперсонала в лице грустно глядящей на него санитарки оперблока Петровны, доказывало, что всё не так уж и здорово. Елизавета Николаевна была растеряна, почти в панике. Валера не имел права отключать камеру трансляции, для такого нужны убийственно веские причины. Что же там такое? Что они хотят скрыть? Или слишком страшно? Боятся за его реакцию? Но он же всё равно узнает!

Это было самое длительное утро в его жизни. Петровна выдворила из оперблока, устав отгонять от двери. Эрик на неё нисколько не злился. На её месте он выгнал бы уже давно, ещё и придав ускорения. За час с лишним в своём кабинете Эрнст выпил четыре чашки кофе, выкурил почти пачку сигарет и протоптал изрядную плешь на ковре. Голова отказывалась соображать. Наверное, от сигарет. Курил он редко, только под рюмку хорошего коньяка, а выпивал последнее время только по праздникам и в хорошей компании. Держался он уже три года, с отвращением вспоминая свои недельные запои, вспоминал, как просыпался и не мог вспомнить имя женщины, лежавшей рядом.