Мышонок и его отец

Роман «Мышонок и его отец» можно рассматривать в контексте многих религиозных и философских систем, и при каждом новом подходе в нём будут открываться новые смыслы. В данной статье он анализируется с точки зрения адвайта-веданты, но вполне возможно трактовать его и с позиций экзистенциализма, фрейдизма, марксизма или буддизма, равно как и целого ряда других учений. Книга, в которой поступки персонажей столь явственно мотивируются ощущением собственной ущербности, книга, в центре которой стоят взаимоотношения между отцом и сыном, по существу составляющими единое целое, и их отношения с женщиной – матерью и возлюбленной, естественным образом открывает возможность фрейдистской интерпретации. Сюжетная линия восстания зависимой расы, совместными усилиями свергающей иго угнетателей, вызывает не менее сильные ассоциации с идеями марксизма. А тема вечных перемен, пронизывающая всю книгу, в которой даже финал оказывается открытым и подразумевает безостановочное движение, столь же настоятельно требует рассматривать этот текст с точки зрения буддизма. Гармонично объединяя в себе великое множество разнообразных религиозных, культурных и философских систем, которые остаются скрытыми от юного читателя, но исподволь проникают в его сознание, формируют его представления о мире и дают ему внутреннюю опору, книга Хобана действует в полном согласии с духом упанишад. Подобно тому как соль, растворённая в воде, присутствует в каждой капле жидкости, оставаясь незримой, подобно тому как огромное дерево незримо заключено в крошечном семени, так и единая истина незримо пронизывает всё сущее в пространстве и времени. Фремдер, главный герой одного из «взрослых» романов Хобана, страшится того, что по ту сторону «тонкой плёнки реальности» таится «бесконечное становление, поглощающее всё и вся». Но книга о мышонке и его отце обращена к детям и внушает им спокойную уверенность в том, что даже за «последним видимым псом» и за последней точкой по-прежнему остаётся самосознающее «я». И к этому роману вполне применим тяжеловесный отзыв Серпентины о другом, куда менее достойном тексте: «Под маской шутки и фарса он изображает самую СУТЬность того, что есть БЫТЬ».

Шаман и его приставной мозг

(статья Джеймса Хопкина, опубликованная в газете «Гардиан» от 19 января 2002 г.)

Войти в кабинет Рассела Хобана – все равно что очутиться в огромном букинистическом магазине, битком набитом любимыми книгами и записями. Стеллажи от пола до потолка так и ломятся от монографий по искусству и романов, книг по мифологии и философии, аудио– и видеокассет. Для того, кто не боится работы, – это архив тысячелетий, в котором можно отыскать все, что душе угодно. Для 76-летнего писателя, называющего эту коллекцию своим «приставным мозгом», в ней таятся неисчерпаемые источники вдохновения.

Уроженец Филадельфии, сын евреев-иммигрантов из Украины, Хобан начал свою литературную карьеру как автор книг для детей. «Я частенько разъезжал по Коннектикуту, зарисовывая бульдозеры, – рассказывает он. – Один приятель увидел эти рисунки и сказал, что издательство «Харпер» может заинтересоваться. От бульдозеров я перешел к антропоморфным зверюшкам, но книги о них уже не иллюстрировал – рисовать пушистиков я не умел».

Так Хобан «переключился» с рисунков на тексты. «Мышонок и его отец» – «первый мой настоящий роман, хотя по видимости – детская книжка» – вышел в свет в 1969 году. В том же году писатель переехал в Лондон.

«Я издавна обожал английские рассказы о привидениях: Шеридана ле Фаню, Оливера Аньенза, Артура Мейчена, М.Р. Джеймса. И мне захотелось какое-то время пожить в городе, где разворачивается действие этих книг». Решение оказалось плодотворным. Лондон «стал тем самым местом, где меня настигли романы. Кроме того, и сам я, и моя жена-немка чувствовали себя чужаками в тех странах, где родились. А быть чужаками в Лондоне нам обоим понравилось. Мы думали провести здесь два года, а остались навсегда».

В любви к рассказам о привидениях и берет начало особая «лондонская готика», пронизывающая книги Хобана. На улицах его Фулэма царят вечные сумерки, и он не устает находить все новые и новые пути к мифологизации города и его недр, пронизанных сетью подземки. Впрочем, не менее важную роль для Хобана играет изобразительное искусство – по его глубокому убеждению, побуждающее мыслить по-новому и смотреть на мир новыми глазами. «Один персонаж говорит: если можешь полностью постичь один-единственный образ, значит, можешь постичь все на свете. И по-моему, в этом что-то есть».