Читаем Мысли о смерти (СИ) полностью

Мысли о смерти (СИ)

Белый пудель пробирался через развалины города, принюхиваясь к запаху своего хозяина, погребённого землетрясением. Старинный итальянский город, наследие XIV века, был практически сровнен с землёй. Тысячи человеческих тел, отданных на заклание стихии, но кем отданы - никто не знал. Пудель лизал камни, рыл песок штукатурки - но всё было напрасно. Трое спасателей-карабинеров стали утешать пса, налили в миску молоко и тот принялся его лакать. В собачьей памяти навечно теперь занесена улыбка 19-летнего парня, помолвленного любовью с красавицей Марией, и даже теперь пёс слышал радостный смех хозяина, говорившего по телефону. Смех, ушедший в вечность.

Снег - вечное напоминание нашей смерти.

Покойник, седой, высохший как папирус мужик, вечный скандалист и пропойца, выглядел в гробу импозантно, будто он продолжал сидеть в потёртом кресле с банкой пива, рыком комментируя бейсбольный матч. Этот труп наслаждался своей кончиной, предвкушая скорый запах земли, и если бы не неминуемые черви, которые поставят конец проспиртованному телу, можно было бы назвать всё это апофеозом 153 триллионного мертвеца планеты Земля.

Дело букиниста сродни делу гробовщика - везде тишина и покой, но также - мудрость, породнившаяся со скорбью.

Почему мудрецы так ненавидели женское тело? Тренируя дух, борясь со страстями тела, мудрецы уподоблялись горящей свече. Женщина есть ветер; она способна задуть свечу своей стихией. Уходя от мира, затворники зарывали образ женщины глубоко в мрак, ведь нужно выбрать одно: или любовь, или мудрость.

"Каждый человек носит в глубине своего "я" маленькое кладбище, где погребены те, кого он любил". (Ромен Роллан)

Писатель Палтус Сергеев, известный в узких кругах, называл болезни билетом в познания. Но если это билет в один конец, не делаются ли эти знания совершенно бессмысленными? Хороши те познания, которые продлевают жизнь, делают её более благоразумной и наполненной смыслом.

- Вождь, что мы будем делать с этими несчастными пленниками?

- Они проиграли битву, а потому достойны предаться огню.

- Но ведь они сдались в плен...

- Ты хочешь кормить этих трусов своей едой и греть их у своего костра?

- Ты учил милосердию...в прошлом...

- То время прошло: листья пали трижды с тех пор. Я хочу предать их смерти.

- Я подружился с одним из них. Он верит в наших богов, хвалит наших женщин и молодёжь.

- Пусть похвалит тот костёр, который для него приготовлю я!

- Но ведь...

- Молчи и запомни: жалость - самая худшая стрела: она жалит и врага, и тебя самого.

Космические корабли бороздили пространство вокруг Земли. Приближался астероид SWQ 2905, возникший словно джин, готовый погубить жизнь. Были готовы к пуски ядерные боеголовки, все ждали приказа. Но в это время президент Земной Конфедерации храпел на диване своего роскошного кабинета после утомительного свидания с любовницей. И всё же нашёлся свой герой: боеголовки были выпущены, астероид был разрушен, и часть осколков упала в Атлантический океан. А президент, не сумев побороть уязвлённую гордость, застрелился на глазах у любовницы, разнеся свой череп как лопнувшую тыкву.

Седьмое

Её хрупкое бледное тело кричало распадом жизни. Почему Лена худела, она и сама не знала, только её всё более ужасали масштабы этой не объявленной войны окружающего мира по отношению к её организму: минус четыре килограмма в неделю, и плюс - хрупкость костей, ушедшие в прошлое менструации и жуткая головная боль, разрывающая мозг, глушащая сознание. Дочка по ночам плакала в подушку, сын стал грубым и невоздержанным, и отсутствие мужа (погиб в авиакатастрофе шесть лет назад) тяжким бременем ложилась на душу. Но где-то был выход (в жизни всегда есть место изменению в лучшую сторону), и этот выход Лена стала отыскивать в церкви. Она падала в обморок на литургиях, захлёбывалась причастием; время для неё остановилось, реальность обрела некоторую фантасмагоричность. Станет ли Елена лучше, время покажет.

Погубив одного человека, ты уже в мыслях погубил весь мир.

Если судьба тебя выбросит на берег, сделай этот берег своим морем.

Пошли на выборы, чувак!

Забудь, что ты безмолвный рак.

Но если мир сойдёт с ума,

Не наша будет в том вина.

Мир затрясёт, - мы будем знать,

С кого спросить и в шею гнать.

Однажды, станет явью сон:

Наш голос обратиться в звон.

Забудь, что смерть стучится в дом -

То море изошлось огнём,