Мысли по поводу

«Трое знатных гражданМеня к нему на лейтенантский постУсердно прочили; поверьте, ценуСебе я знаю, должности я стою;Но он, в своём надменном самодурстве,Пускается в напыщенные речиСо множеством военных страшных слов,И, в заключенье,Ходатаям — отказ: «Я, — говорит, —Себе уже назначил офицера».

А это кто?Помилуйте, великий арифметик,Микеле Кассио, некий флорентиец,Сгубить готовый душу за красотку,Вовеки взвода в поле не водившийИ смыслящий в баталиях не больше,Чем пряха; начитавшийся теорий,Которые любой советник в тогеИзложит вам; он — не служилый воин,А пустослов. Но предпочли его.А мне, который показал себя

На Кипре, на Родосе, в басурманскихИ христианских странах, застят ветерКонторской книгой; этот счетоводК нему назначен — видишь — лейтенантом,А я — изволь! — хорунжий при Смуглейшем».[1]

Как видите, мавр не оправдал карьерных притязаний Яго, чем и разбудил в том зверя ревности, который вне любовной сферы носит имя «Зависть». По сути, ревность и зависть — две стороны одной медали. Яго искусно дёргает за ниточки, пробуждая в мавре зверя, и, в конце концов, заставляет Отелло ревновать Дездемону к красавчику Кассио. В ход идёт всё: сначала намёки, потом явная клевета. Главное — зверя пробудить, а уж там он и сам будет искать и находить себе пищу!

Как и в новелле Чинтио, мавр требует вещественных доказательств, и в ход идёт украденный платок — подарок мавра Дездемоне. Яго подбрасывает платок Кассио. Доказательство состряпано! Но Шекспир и тут меняет сюжет своего итальянского предшественника. Яго только интригует, он остаётся в стороне, и Дездемону убивает обезумевший от ревности Отелло! Однако по законам жанра, правда должна выплыть наружу. Яго разоблачён и схвачен.

Звери ревности и зависти насытились, они пожрали свои жертвы. Отелло и Дездемона погибли. Никчёмный красавчик Кассио искалечен. В чём же мораль, урок новеллы Чинтио и пьесы Шекспира? Неужели только в наказании злодея Яго и ревнивца мавра? Порок наказан, но где же торжество если не добра, то хотя бы справедливости? Неужели Отелло и Дездемона — только жертвы? Неужели их гибель призвана вызывать только жалость и сочувствие у зрителя, не более? Вовсе нет. Шекспир, как и Чинтио, противник межрасовых браков. По мнению средневековых авторов Дездемона совершила расовое преступление, став женой мавра (которого на сцене театра всегда изображали и изображают вовсе не мавром, а негром). Вот что говорит Брабанцио, отец Дездемоны, мавру Отелло:

«Ты, гнусный вор! Где дочь мою ты спрятал?Проклятый, ты околдовал её!

Я вопрошаю здравый смысл: возможно ль, —Когда здесь нет магических цепей, —Чтоб нежная, красивая девица,Что, из вражды к замужеству, чуждаласьБогатых баловней своей отчизны,Покинув дом, на посмеянье людям,Бежала в черномазые объятьяСтрашилища, в котором мерзко всё?»

И позднее, уже у дожа Венеции, Брабанцио вновь обвиняет Отелло в колдовстве:

«Само смиренье;Столь робкая, что собственные чувства

Краснели перед ней; и чтоб она,Назло природе, крови, чести, летам,Влюбилась в то, на что взглянуть страшилась!Убога и несовершенна мысль,Что совершенство может так нарушитьЗакон природы; и рассудку ясно,Что лишь коварством ада это можноОсуществить. Я утверждаю вновь,Что он каким-то ядом, кровь мутящим,Или каким-то приворотным зельемПривлек её».