Сравнение бога со змеей напоминает нам о его хтонической форме в подземном мире, точно так же, как омолодившийся феникс (сокол) поначалу принимает форму червя[1589]
. Поскольку христианство очень много позаимствовало из египетской религии, то нет ничего удивительного в том, что аллегория змеи пробралась в мир христианских идей (Евангелие от Иоанна 3:14) и с готовностью была подхвачена алхимиками[1590]. Дракон — это аллегория, как Христа, так и Антихриста[1591]. Замечательная параллель проводится в трактате неизвестного автора "De promissionibus" (V в.н.э.)[1592]. В нем приводится версия легенды о святом Сильвестре, по которой этот святой приковал дракона к Тарпейской Скале и таким образом его обезвредил. Другая версия этой истории рассказана "неким монахом", который обнаружил, что мнимый дракон, которому приносились в жертву невинные девушки, был ни чем иным, как механическим устройством. Святой Сильвестр приковал дракона цепью, как в Апокалипсисе 20:1; но в другом варианте этой истории из пасти искуственного дракона "выходил меч", как у Сына Человеческого из Апокалипсиса 1:16[1593].6. ЦАРЬ КАК АНТРОПОС
484 Выше я улсе привлекал внимание читателя[1594]
к отрывку из Ипполита, в котором обсуждалось гностическое толкование Псалма 23:7-10. На поставленный в Псалме риторический вопрос: "Кто сей Царь славы?", у Ипполита дается следующий ответ: "Червь, а не человек, упрек людям и отброс человечества[1595]. Он есть царь славы, могучий в битве". Ипполит говорит, что в этом отрывке речь идет об Адаме и его "восхождении и новом рождении, что он может быть рожден в духовном, а не плотском смысле"[1596]. Стало быть, червь символизирует второго Адама, Христа. Епифаний также упоминает червя как аллегорию Христа[1597], хотя и не вдается в ее объяснение.485 Этот ход мыслей, осознанно или неосознанно, был продолжен алхимиками. В "Aquarium sapientum" сказано[1598]
: