Н. С. Хрущев

В начале шестидесятых годов Хрущев активно ринулся в борьбу за «социалистический реализм», постоянно апеллируя к интересам «людей труда». Подвергая грубому разносу «абстракционистов» и «формалистов», о которых большинство людей и понятия не имели, поскольку они нигде не выставлялись, Хрущев прежде всего боролся за идеологическое единство общества. Он постоянно говорил о недопустимости мирного сосуществования в области идеологии. Будучи продуктом системы, он так и не сумел вырваться из ее объятий. Более того, начав оттепель, он в то же время, явно ее опасался. «Решаясь на приход оттепели и идя на нее сознательно, — признается Хрущев в своих мемуарах, — руководство СССР, в их числе и я, одновременно побаивались ее: как бы из-за нее не наступило половодье, которое захлестнет нас и с которым нам будет трудно справиться… Мы боялись лишиться прежних возможностей управления страной, сдерживая рост настроений, неугодных с точки зрения руководства. Не то пошел бы такой вал, который бы все снес на своем пути… Нам хотелось высвободить творческие силы людей, но так, чтобы новые творения содействовали укреплению социализма». А устраивая многочисленные проработочные кампании, импульсивный и непоследовательный Хрущев все больше отвращал от себя интеллигенцию, так горячо поддержавшую идеи XX и XXII съездов партии.

Глава 18

Апогей

Если система не может существовать без культа, она — порочна.

Из политологических изысканий

Феномен Хрущева как политического лидера великой державы был связан с переломным периодом в ее истории — отходом от политического тоталитаризма. Казалось, Хрущев искренне стремился порвать с прошлым как в обществе, так и в себе самом. Но он пытался реформировать систему, которая в принципе реформированию не подлежала. Сами реформы были непоследовательными и импульсивными, что во многом объяснялось самой личностью Хрущева.

Он относился к людям, сформировавшимся в условиях чрезвычайного положения и для чрезвычайных положений: мобилизовать массы, поднять энтузиазм. Он торопил людей, подталкивал, зажигал. «Все должно делаться быстро, по-солдатски, по-боевому. Среди его понятий не было понятия о постепенном накоплении количества и качества, средств, опыта, знаний, он не выносил никакой эволюции, признавал только революцию, только скачки и переломы, гнал и гнал «нынешнее поколение советских людей жить при коммунизме». Эта оценка публициста Анатолия Стреляного вполне точна и уместна.

В кубинском и берлинском кризисах, в напоре и непоследовательности реформаторства, в свержении Берии и ниспровержении Сталина, в духовном «оттаивании» и последующем закручивании «идеологических гаек» — на всем этом и многом другом неизбежно лежала печать личности Хрущева.

В то время в обществе только начали формироваться элементы новой политической культуры, отличной от политической культуры сталинского тоталитаризма. Подобно тому как этическая культура предписывает нормы и правила поведения в общественной жизни, политическая культура определяет нормы поведения в политической действительности. В обществе доминировала патриархальная политическая культура, а сам Хрущев был ярким ее воплощением. Слабо выраженные политические представления, ценности и установки на уровне общества предопределяли свой набор символов, метафор и политической лексики вплоть до высших эшелонов власти.

Хрущев как политический лидер был прочно вписан в развертывающийся в пространстве и времени исторический процесс с напряженным противостоянием разных сил и начал, воплощающих старое и новое, зло и добро, стабильность и смуту. По замечанию Анатолия Стреляного, Хрущев всегда чувствовал себя хозяином большого, во всю шестую часть света, колхоза, или, скорее, директором необъятной единой фабрики, которому все обязаны отчитываться в работе. Символическая фигура Хрущева как лидера отражала сложившуюся политическую культуру общества и политический стиль номенклатуры. «Третий вождь» всегда исходил из представлений об абсолютном характере власти руководителя, являясь представителем авторитарной традиции.

К примеру, для Шепилова даже процесс принятия пищи Хрущевым стал своеобразным отличительным знаком при его характеристике. По свидетельству Шепилова, еда в жизни Хрущева занимала весьма важное место: «С водворением его у кормила власти появилась большая армия специальной челяди, которая удовлетворяла аппетиты Хрущева не только у него на городской квартире и на даче, но и в любом общественном месте, где он был в данный момент. Хрущев любил еду жирную, наваристую: борщ с мясом, сало, свинину в разных видах, блины со сметаной, вареники, галушки, опять-таки с салом и со сметаной, пельмени, различные острые и жирные закуски. Ел он все это помногу и так же щедро запивал водкой либо коньяком. Поэтому еда следовала за ним повсюду.