Старик любил и выпить, в чем ему всегда симпатизировал его приятель, бывший уставщик Сузунского завода Анчугин, человек громадного роста и, вероятно, соответствующей силы. Эти два друга, в случае выпивки, всегда были вместе и, хватив «окаянного», чудили немало. Конечно, всего слышанного не расскажешь, да и незачем, но хотя с немногим познакомить читателя следует.
Старик Широков имел страсть к рыболовству, частенько неводил не только летом, но и зимою, когда во льду систематически прорубаются проруби и через них заводится под лед невод. Способ такой ловли, конечно, не новость, но дело не в этом, а в том, что старик, не разбирая погоды, в случае задева неводом за какую-нибудь «причину», долго не раздумывал: он по прорубям умел безошибочно находить то место, где задело, ставил в прорубь длинный шест до самого дна, крепко втыкал его в почву и, живо раздевшись и крестясь, спускался по нем в воду.
Случалось, что он не успевал отдеть невода сразу, тогда он поднимался по шесту в прорубь, выставлял в нее свою лысую голову, набирал в могучую грудь воздуху и спускался снова. Говорят, что такая водолазная экспедиция, в одном Адамовском костюме, повторялась иногда до трех раз и все-таки кончалась тем, что старик выручал невод. Как единственное предохранение от случайности, он подвязывал себе подмышки вокруг груди веревку, с помощью которой, в случае крайности, могли бы его вытащить.
Вот и вся штука! Кажется, и не большая, и не особенно мудрая, а пусть кто-нибудь другой решится на такое добровольное погружение под лед в зимние морозы! А старик этим не особенно затруднялся и, сделавши дело, тотчас вылезал из проруби; на него прежде всего накидывали шубу и подавали стакан вина, а затем он одевался и работал за двоих. На разные вопросы по этому поводу он отвечал всегда лаконически и шутливо.
— А ничего, там тепло, только дух спирает, вот и надуваешься, как пузырь!
И все это сходило старику без всяких последствий, даже и «никакой насмоки (насморка) никогда не приключилось», — как говорил он.
Случалось не раз, что Широков, ради курьеза, показывал и другую свою способность: при закуске после выпитой рюмки водки, он тотчас, на виду у всех, ломал зубами хрустальную рюмку, «тальчил» ее в порошок, словно жерновами, и поедал без остатка. Такие фокусы он делал обыкновенно в компании, особенно при собрании дамского общества.
Лично я этого не видал, но все знавшие старика не один раз утверждали такой факт.
По увещанию своего друга Анчугина, старик решился сделать себе операцию, но не хирургическими инструментами в умелых руках доктора, а посредством зубов своего могучего приятеля. Дело в том, что у старика была на плешивой голове порядочная жировая шишка, которая почему-то сильно его стесняла, а тут друг Анчугин предлагает ему свои услуги скусить ее зубами!..
— То есть как же это зубами? — спросил старик.
— Да так, очень просто, возьму да и откушу зубами. Будет и дешево, и сердито, значит, по дружбе, понял? Я, брат, вон какие кости перекусываю свободно, а твою шишку и Бог велел!
И вот, после недолгих колебаний, Широков решается на зубную операцию, преспокойно садится верхом на повернутый к себе спинкой стул, крепко обнимает его руками и говорит: «Валяй!»
Анчугин, тоже не думая долго, принялся изо всей силы своих здоровых челюстей скусывать шишку; но как он ни старался, как ни подбирался под нее зубами, никак не мог отгрызть злополучного жирового нароста. Такая оперативная пытка продолжалась несколько минут; старик обливался кровью и все-таки терпел! Но вот, наконец, сам оператор, видя свою безуспешность и измучившись до третьего пота, заявил своему другу, что он откусить шишки не может!..
Говорят, что интересная сцена была после этого между приятелями, когда покончилась неудавшаяся операция, но я ее не знаю даже и со слов других. Слышал только, что сконфуженный Анчугин, утирая окровавленный рот, бранился и говорил.
— Черт ее знает, что такое! Да она у тебя словно резиновая — только чавкает! Под зубами катается, а с головы не отделяется, пфу!
Конечно, после этого старик волей-неволей попал к доктору, долго хворал и остался, кажется, все-таки с ненавистной ему шишкой.
Поканчивая с Сузуном, нельзя не упомянуть, что он находится в области землетрясений, хотя и не сильных, но все-таки заметных. Так, например, в 1883 году, 4 марта, в 6 часов утра, был ясно слышен подземный гул и несколько колебалась поверхность почвы. В это время я лежал еще на кровати и, слыша какой-то особый грохот, как бы от проезда большой и тяжелой колесницы по твердому грунту, тотчас подумал, что это что-то особенное. И вот, в ту же секунду, затенькали стекла в оконных рамах, потом появилась дрожь и легкое колебание во всем здании, так что в буфете зазвенела посуда, откуда-то посыпались тонкие пленки штукатурки и вертикально затрясся небольшой комнатный фонарик, привешенный к потолку спальни. Тем дело и кончилось, но другие говорили, что ощущали колебание полов, стен, потолков, и что у них потрескались печи.